Валерий Кормилицын - Держава (том второй)

— Но решают не они, а правительство, — улыбнулся Николай.

— Так–то оно так, но после того, как наши корабли направились к берегам Дальнего Востока, в канцелярию микадо пошли многочисленные петиции от японских общественных организаций и частных лиц, обладающих определённым влиянием. Особенно настаивает на войне партия «Тайро Досикай», что переводится как «Антироссийское товарищество». Японские газеты напечатали партийную декларацию к правительству. Я специально заказал перевод и сейчас прочту вам, — развернул лист Ламздорф: «Хотя мнение народа сложилось в пользу войны, правительство до сих пор остаётся пассивным, что вызывает у людей сомнение, страх и возмущение. Если ответственные лица в правительстве упустят выгодный для нашей страны шанс, какие предоставляются раз в тысячу лет, из–за нерешительности и колебаний, что нанесёт непоправимый ущерб Японии, их вина никогда не будет искуплена, даже смертью». — Как видите, ваше величество, смеют угрожать высокопоставленным сторонникам мира, — сложил листок и убрал во внутренний карман сюртука. — Посланник в Японии барон Розен, представил министру иностранных дел Комуре, пакет предложений, с требованием ограничения влияния Японии в Корее, и чтоб на территории Кореи, севернее 39 параллели, была установлена нейтральная зона. Вопрос вывода наших войск из Маньчжурии мы даже не обсуждаем. Это нонсенс, так как в Японии, под давлением низов, активно готовятся к войне.

— В низах могут готовиться сколько хотят, — поднявшись из–за стола, — добродушно произнёс Николай, — но коли два императора против — войны не будет, — прошёл он в зал.

— Владимир Николаевич, миленький, — не соблюдая великосветских приличий, уцепилась за рукав министерского сюртука графиня Бенкендорф, — я обращаюсь к вам не как жена русского посла в Лондоне, а как мать флотского офицера Порт—Артурской эскадры…Возможна ли война с Японией?

— Сударыня, — с трудом отцепил от себя женскую руку Ламздорф. — Вздор! Никакой войны не будет, — зашагал к выходу, брезгливо отряхнув рукав сюртука: «Как я ненавижу этих женщин», — кокетливо улыбнулся гвардейскому поручику, томно подкрутив кончики ухоженных усов.

Петербургская жизнь в январе, согласно давней традиции, бурлила и кипела: балы, рестораны, театры и концерты…

Какая там служба.

После небольшого отдыха вновь: балы, рестораны, театры и концерты…

На Восточной окраине России, а именно в Порт—Артуре, жизнь тоже бурлила и кипела.

Но несколько в другом ключе.

Утром 20 января, на борту флагманского броненосца «Петропавловск» намечалось совещание под председательством наместника адмирала Алексеева.

Когда адмирал вошёл в просторную кают–компанию, высшие чины Тихоокеанской эскадры, во главе с вице–адмиралом Старком поднялись из–за стола и поприветствовали его.

По–военному коротко кивнув им головой, шестидесятилетний, коренастый, с благородной сединой наместник, в элегантно сидящем чёрном морском сюртуке с тремя вышитыми державными орлами и вензелем императора на золоте погон, что соответствовало чину полного адмирала и званию генерал–адьютанта, лёгкой мичманской походкой прошёл к своему месту во главе стола и, оглядев тёмными восточными глазами присутствующих, предложил им сесть.

Собираясь с мыслями, задумчиво пригладил чуть седеющую густую чёрную бороду.

— Господа, — тихо начал он. — Мы все понимаем, что война неизбежна. Об этом же говорит анализ полученных из Токио разведывательных сводок. Считаю, — властно прихлопнул ладонью по столу, — что необходим упреждающий удар, дабы сорвать военные планы противника, — оглядел подчинённых.

Против никто не высказался.

— Предлагаю просить разрешения государя на выдвижение флота к Чемульпо. Тем более, что там находятся два наших боевых судна: «Варяг» и «Кореец». Задача — противодействие высадке японских войск морскими силами. Сейчас зачитаю текст телеграммы: «Непрекращающиеся приготовления Японии достигли опасного предела. Полагаю необходимым немедленно объявить мобилизацию Дальнего Востока и Сибири, и не допускать высадки японцев в Корее. Приказал эскадре выйти на внешний рейд, дабы немедленно, по получении Вашего ответа, атаковать неприятеля».

И видя удивлённые глаза капитанов первого ранга и адмиралов, пояснил:

— Приказываю совершить выход всей эскадры. После совещания подать с «Петропавловска» сигнал: «Приготовиться к походу, взять провизии на 3 суток. Завтра в 8 утра, иметь 10 узлов хода». — Сегодня в 20 часов, прекратить сообщение с берегом. Вице–адмиралу Старку взять под особый контроль, а начальнику штаба Тихоокеанского флота и начальнику морского штаба наместника контр–адмиралу Витгефту, в связи с военным положением, назначить дежурить по эскадре корабль. Определиться с кораблями, которые обеспечат ночью боевое освещение, и расписать завтрашний поход кораблей. Всё. Господа, совещание закончено.

Согласно приказа, в 5 утра снялись с якорей, и ушли в море крейсеры «Аскольд», «Диана» и «Боян». В 8 часов с «Петропавловска» последовал сигнал: «Сняться с якоря всем вдруг». Через 5 минут эскадра дала ход.

Броненосцы шли в строе двух кильватерных колонн.

Алексеев стоял на капитанском мостике «Петропавловска» и наблюдал в бинокль за походом.

За «Петропавловском», в правой колонне следовали «Полтава» и «Цесаревич».

В левой колонне шли «Пересвет», «Ретвизан» и «Победа».

Адмирал перевёл бинокль на идущие перед броненосцами крейсеры, затем оглядел следующие за эскадрой десять миноносцев.

«Походный порядок соблюдается строго», — с удовольствием подумал он. — Ну, берегись японец».

В 16:00 адмирал вновь вышел на капитанский мостик.

«Корабли подходят к пределу дальности радиосвязи с Порт—Артуром, а ответа из Санкт—Петербурга всё ещё нет, — глянул на часы. — Следует возвращаться назад», — решил он.

С получением от японского консула в Чифу известия об уходе русской эскадры из Порт—Артура «в неизвестном направлении», в Токио, на чрезвычайном совещании правительства под председательством императора, 22 января пришли к решению: «Война. Поскольку русская эскадра, свободная в своих действиях, может расстроить все планы и расчёты японского правительства».

— Россия будет сражаться за свой обед, а Япония — за свою жизнь, — образно подвёл итог совещания император Мутсухито.

В Санкт—Петербурге в этот день правительство совещаний не проводило, а самым знаменательным событием оказалось чествование обществом любителей русской словесности памяти Тютчева.

О войне абсолютно никто не задумывался. Читали стихи и вспоминали поэта.