Валерий Кормилицын - Держава (том второй)

— С таким апломбом следует возвращаться с войны, а не ехать на неё, — ещё раз громко произнёс вторую свою сентенцию Драгомиров. — Куропаткин известный теоретик и знаток правил ведения войны: «Как известно, все науки имеют правила, — сказал известный полководец, принц Мориц Саксонский, — лишь одна война не имеет правил…» — И я с ним полностью солидарен. Мало быть теоретиком. Важно правильно распоряжаться теорией…

— Смелы вы, Михаил Иванович. И не только с противником… И в столице высказываться не боитесь… — доброжелательно глянул на генерала Рубанов. — Как увидел в журнале «Огонёк» картину Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», сразу вас узнал. Стоите в центре с папахой на голове, с трубкой в зубах и с язвительной улыбкой на губах. Так и кажется, что каверзно–солёное словцо собрались сказать…

В начале марта адъютант лейб–гвардии Павловского полка барон Эльснер через вестового вызвал Акима Рубанова и Зерендорфа в канцелярию полка, где торжественно зачитал приказ об откомандировании оных подпоручиков в Дальневосточную армию.

— Ваши рапорта, господа, его превосходительством генералом Щербачёвым подписаны. Так что сегодня офицеры полка дают вам парадный обед, — пожал руки подпоручикам. — Просьба не опаздывать, — хохотнул своей шутке Эльснер. — Но имейте в виду, господа, вышел указ, что гвардейцы, переведённые в Маньчжурскую армию, в свои полки приняты не будут… Дичь, конечно.

Когда в назначенное время подпоручики вошли в столовую офицерского собрания, с хоров торжественно грянул полковой марш, а все присутствующие офицеры во главе с генералом встали из–за стола и вытянулись во фрунт.

Растерявшись от такой встречи, Рубанов с Зерендорфом тоже встали по стойке смирно.

Как отыграл марш все сели, а к подпоручикам подошёл старший полковник и со словами:

— Завидую вам, господа, — пожал руки и указал на почётные места в центре стола.

Согласно традиции стол ломился от блюд и закусок.

Служители разложили перед отъезжающими серебряные приборы с выгравированными вензелями.

Другим офицерам специально смешали — кому что достанется. Подали приборы даже бывших офицеров, чтоб помнили о них.

— Уважили, — зашептал Зерендорф Рубанову. — Серебряные приборы подают только в особо торжественных случаях: в дни полкового праздника, тезоименитства государя или когда на обеде присутствуют шефы полка.

— Так сегодня и есть большой праздник, — зашептал приятелю Аким. — Ряснянский на некоторое время избавится от нас.

— Господа! — поднялся генерал. — Согласно русской традиции, прежде чем приступить к трапезе, посетим полковую церковь. Не на пикник наши офицеры едут, а на войну…

После короткого молебна, все вернулись в столовую.

— А теперь, господа, предлагаю тост за однополчан, — поднял бокал с шампанским генерал.

Оркестр грянул туш.

Через некоторое время поднялся Ряснянский.

— Господа офицеры, — негромко произнёс он.

Все поднялись со своих мест.

— Внесите подарок от полка.

Под звуки полкового марша Буданов с Гороховодатсковским на вытянутых руках внесли две офицерские шашки в ножнах.

— На одной стороне гравировка: «л. — г. Павловский полк», — произнёс Ряснянский. — На другой — наш полковой герб. Павловский орёл с поднятыми крыльями и на щите мальтийский крест.

Со слезами на глазах Рубанов с Зерендорфом, выйдя из–за стола и приняв шашки, прикоснулись губами к их лезвиям.

— Господа подпоручики, — вновь поднял бокал Щербачёв, — чтоб по приезде с войны эти шашки украшал малиновый темляк и орден святой Анны 4-ой степени на рукояти.

— Ур–ра! — криком поддержали командира офицеры, и выпили шампанское.

Оркестр грянул туш.

Затем Ряснянский, уже не с шампанским, а с рюмкой водки в руке, произнёс тост с пожеланием заслужить Станислава 3‑ей степени с мечами.

— Ур–ра! — ревели офицеры, а оркестр играл туш.

Праздновали долго и от души.

Разошлись лишь тогда, когда Рубанов с Зерендорфом стали кавалерами ордена Святого Александра Невского, что даётся с генерал–лейтенантского чина.

Когда Аким проходил портретную залу, ему показалось, что генерал–майор фон Рейтерн по–отечески взирал на него со стены и подмигивал, а генерал–майор Моллер одобрительно качал головой.

На следующий день парадный обед давала Ирина Аркадьевна.

Стол, как и в офицерском собрании, ломился от деликатесов и вин, но герою дня удалось выпить лишь бокал шампанского — маман зорко следила за моральным обликом сынули.

На этот раз она вызвалась сопровождать Акима до Москвы, отметя железной рукой все его возражения. Ну а к ней решила присоединиться Любовь Владимировна.

Родители подарили воину две тысячи рублей, снабдив на дорогу двумя комплектами дублёных полушубков, бурок, тёплых сапог и сюртуков на меху, не считая повседневной формы.

Второй комплект предназначался Глебу, который телеграфировал, так как отец перестал подходить к телефону, что рапорт начальством подписан, и билеты на пассажирский экспресс № 7 куплены.

Любовь Владимировна подарила братьям томики Брюсова, коим они с Ириной Аркадьевной не на шутку увлеклись, перечитывая от корки до корки сборники стихов и публикации в журналах. Отец преподнёс сыну целую подписку свежих газет — чего в дороге делать–то…

Озабоченные денщики: Антип с Козловым, ломали голову, как упаковать всё это богатство.

— Один походный погребец сколь места занимает, — Козлов с завистью погладил обитый оленьей шкурой и окованный жестью сундучок.

— Всё поместим, — отгонял дающего советы Аполлона Антип. — Без тебя знаем, сами разберёмся.

Прибывшая с ревизией Ирина Аркадьевна велела всё уложить по–своему.

Наконец прозвучали последние тосты, которые Рубанов–младший лишь закусывал, и кавалькада саней, под руководством Архипа, двинулась к Николаевскому вокзалу.

Здесь состоялись ещё одни проводы.

Офицеры полка, во главе со старшим полковником, поджидали отъезжающих у дверей вокзального буфета с шампанским.

Здесь уж Ирина Аркадьевна оказалась бессильна.

Следом, вместе с отцом, подъехал Зерендорф.

Эраст Петрович козырнул генерал–адьютанту Рубанову, офицерам и, ссутулившись, жалостливо глядел на сына.

— Ур–р–а будущим героям, — орали сослуживцы.

Выпив ещё по бокалу шампанского, решили качать подпоручиков.

— Слава Богу, не уронили, — поджала губы Ирина Аркадьевна, наблюдая, как сын, забыв о матери, смеялся и обнимался с сослуживцами. — Ну, точно его папа′ в молодости.

Григорий, ласково улыбаясь, обнял отца:

— До встречи. Всё будет хорошо…

«Чего в войне хорошего, — стараясь держаться бодро и уверенно, подумал полковник, — но мы сами выбираем свою судьбу».