Валерий Кормилицын - Держава (том третий)

— Ха–ха, — зажал рот ладонью Аполлон: «Как точно о твоей сущности генерал выразился», — приник ухом к створе двери.

«Во-о! Фамилие у самого как у бандита, что восстанием в Питере руководил… Родственники может… Так туда же… Выражаться зачал», — надулся Антип.

— Поддержку восставшим деньгами и оружием оказывали администрация фабрик Цинделя, Мамонтова, Прохорова, типографий Сытина, товарищества Кушнарёва, семья фабриканта Шмита и, куда ж без него, ювелир Крейнс.

— Везде эти Шмидты, — вновь подставил рюмку под приятную и полезную струю Рубанов. — Ещё в их компанию Хренс влился.

— А самый джокер кроется в том… — не стал поправлять товарища Троцкий. — Молодец! На этот раз аккуратно налил. Как половой в ресторане.

«Тьфу ты. Насобачился, подлец», — позавидовал бывшему денщику бывший лакей.

«Обзывается ещё! Сам ты — половой и столовой… А ещё домовой… Серчать уже начинаю на этих генералов», — мысленно позлословил Антип.

— … Восстание поддержал князь Макаев…

— Светлость в царстве тьмы, — вставил Рубанов.

— Князь Шаховской и прочая московская элита. А также городская Дума. Добилась от Дубасова приказа прекратить преследование медицинских отрядов и разрешила бесплатный отпуск медикаментов с городских складов.

— Владимир Иоанникиевич, как ты сменил должность командующего второй гвардейской пехотной дивизией на коменданта Петербурга, информации у тебя — выше крыши, как говорят французы.

Загоготав и произнеся сквозь смех какую–то фразу по–французски, но с чернозёмным акцентом, продолжил уже на языке родных осин и водки:

— Вот тут ты прав. Специально велел выписку сделать, — утерев салфеткой губы и пыхтя подходящим к станции паровозом, кряхтя и тихонько матерясь, стал шевыряться по карманам, разыскивая бумажку.

— Может, ты её уже использовал где? — развеселил денщика и лакея отставной генерал.

Антип затарахтел губами, но, чтоб не получить взысканий, замаскировал смех под кашель.

Аполлон, отбежав от двери, тупо поржал, прикрывая рот ладонью.

— Вот он, стервь, — вынул из кармана штанов сложенный по–канце–лярски вчетверо, измятый листок. Брякнувшись на стул, облизнул пальцы и натружено сопя, начал его разворачивать.

Откашлявшись и хлебнув из бокала безалкогольного лимонада, сморщившись и сплюнув, приступил к чтению, ужасно заинтриговав своими действиями бывшего денщика:

— Из Всеподданнейшего отчёта Третьего Отделения за 1827 год, составленного директором его канцелярии М. фон Фоком. «Партия русских патриотов очень сильна числом своих приверженцев. Центр их находится в Москве. Они критикуют все шаги правительства, выбор всех лиц, там раздаётся ропот на немцев, там с пафосом принимают предложения Мордвинова Его речи и слова их кумира — Ермолова. Это самая опасная часть общества, за которой надлежит иметь постоянное и, возможно, более тщательное наблюдение. В Москве нет элементов, могущих составить противовес этим тенденциям. Партия Мордвинова опасна тем, что её пароль — спасение России», — оторвавшись от чтения, глянул на товарища.

— Нашему бы государю этакие проблемы, — в задумчивости наполнил рюмки Рубанов.

Согласно кивнув, Троцкий продолжил чтение: «… Купцы вообще очень преданы Государю Императору. Но среди них тоже встречаются русские патриоты…»

— Этот фон Фок осуждает патриотизм? — изумился Максим Акимович.

— Вот и докатились, что гимназистки микадо поздравления с победой над русскими войсками слали, — с кряхтением поднявшись, убрал в карман штанов листок. — Как я ненавижу Германию, — видимо, по ассоциации с фон Фоком, произнёс Троцкий, усаживаясь. — Воспитательница–немка всё детство порола меня как гансову козу, — подозрительно, с прищуром, пригляделся к Антипу, вновь задребезжавшему губами. — Фамилия не фон Фок? — спросил у него.

— Никак нет! Пугачёвы мы…

— Чего-о? — аж вскочил генерал, до колик рассмешив Максима Акимовича.

— Пакостная шутка, что ли? — вытер салфеткой вспотевший лоб.

— Никак нет! С малолетства так прозываемся. И тятька мой и я…

— Пороть надо было вас чаще. Тогда взяли бы фамилию — Ивановы.

— Владимир Иоанникиевич… Троцкий — тоже не подарок с недавних пор, — вновь налил в рюмки Рубанов, забыв про Антипа. — Ладно! Не будем о фамилиях…

— Согласен, — поддержал его товарищ, выпив свою порцию. — Такое время наступило, что большинство дворянства против царя прёт…

— Так уж и большинство? — не поверил Рубанов.

— И ты вот службу оставил, — осуждающе глянул на собутыльника Троцкий.

— Я за императора жизнь отдам, — перевернув стул, вскочил на ноги Рубанов.

«Всё как у простых людёв, — ласково обвёл взглядом генералов Антип. — Выпили и поскандалили».

«Вообще мадам Светозарскую не читали… Чуть по мордосам-с друг другу не настучали», — осудил начальство Аполлон.

— Да успокойся, Максим Акимович, знаю, что отдашь, — с кряхтением, тоже встал со стула Троцкий. — Ну, прости, друг, — протянул ему руку. — Давай обнимемся, — вышел из–за стола.

И генералы добродушно похлопали друг друга по плечам.

Антип даже прослезился от такого проявления дружеских чувств.

Аполлон ничего не понял.

— А, кроме того — старею! — вновь выпили по рюмочке генералы.

Что «кроме того», Рубанов не уточнил.

— Я ведь в сорок третьем году прошлого века рождён, — горестно покачал головой. — Ты на четыре года младше… Доживёшь — узнаешь!

— Лета твои, Максим Акимович, самые, что ни на есть — активные и распрекрасные, коли в голову их не брать. Знакомец мой хороший, да и ты его неплохо знаешь, генерал–лейтенант Меллер—Закомельский…

— Тот, что во время русско–турецкой войны отличился в Забалканском походе отряда генерала Скобелева?

— Ну да. Он тогда шестым пехотным Либавским полком командовал.

— Конечно, помню его. Только ещё больше он прославился тем, что перед войной с турками состоял под следствием за убийство «в запальчивости» — хорошая формулировка, гражданского чиновника.

— Ну да, совершенно верно. Рябчик его оскорбил, за что и получил возмездие — не тронь господ офицеров. Правда, после этого командовал вторым Туркестанским линейным батальоном, — расчувствовались генералы, с удовольствием вспоминая времена и перипетии прошедшей молодости.

— Зато, как сейчас помню, в 1876 году высочайше пожалован флигель–адьютантством. Практически, одновременно со мной, потому и запомнил.

— Было дело, Максим Акимович, но сейчас он командир седьмого армейского корпуса и хорошо проявил себя в ноябре прошлого года, подавив восстание в Севастополе. Я почему генерала вспомнил? Александру Николаевичу тоже шестьдесят один годок стукнул в ноябре.