Борис Алмазов - Святой Илья из Мурома

— И что же будет? — спросил Илья. — Вон монах римский сказывал, что всё Богом предопределено...

— Сие — ересь, — спокойно сказал старец. — Когда так-то, зачем Господу человек? За человеком — воля. Он выбирает, куда склониться, кому служить — свезу или мраку. И сия служба — непрестанная, и усилие общее.

— А князь как же?

— Князь за народ свой представительствует. Какая молитва парода, таков и князь. Всякая власть от Господа, по грехам нашим...

— А ежели народ одного хощет, а князь по-другому делает?

— Так не бывает. Значит, в умысле своём народ хощет того, что князь делает. И всякое зло и неправда перед Господом князем по тайному помышлению народа творится!

— А ежели народ другое помышляет, а князь не слушает?

— Таковых Господь вразумляет.

— Как это?

— Кого как, — сказал монах, поднимаясь на хрупкие свои ноги и опираясь на могучего Илью, с трудом передвигаясь ко входу в пещеру, где стояли два монаха-привратника.

Обернувшись к заходящему солнцу, старец отвесил ему поклон, прочитал молитву. Залитый светом заходящего вечернего светила, он казался высеченным из багряного камня. Благословил склонившего голову Илью:

— Всё Господь управит ко благу. Не печалуйся. Уныние есть первый грех и врата всех бед. — Повернулся и пошёл, словно в раскрытую могилу, в растворенный зев пещерного хода.

Илья спустился к отроку, державшему коня. Неторопливо поднялся в седло. И долго ехал шагом, размышляя обо всём, что сказал старец. У въезда в Вышгород навстречу ему выскочил всадник.

— Илья Иванович! — крикнул он. — Горе-то какое! Вестник прискакал: князь ослеп!

Стремительный поход Владимира к Чёрному морю, как бы повторявший удар по Хазарии, принёс ему сразу видимый военный успех. Морская рать спустилась по Днепру. Рядом с нею по берегу шли пешая дружина и конница. Не доходя до моря, рать быстрым маршем пошла на перешеек, обороняемый греческими наёмниками. Ворота в Крым, в буквальном смысле ворота, которыми запирался вал, перегораживающий вход на полуостров, оборонялись отборным войском. Оно исполнилось противу киевской пешей и конной рати, но ночью его ударили в спину подошедшие с моря дружинники, спустившиеся по Днепру на ладьях. Охрана с ворот была сбита. Конница русов и славян промчалась через степной Крым и чуть было не взяла Корсунь-Херсонес, едва успевший затвориться.

Когда подошла пехота ко граду, были уже перекрыты все подступы и перерезаны все дороги, ведущие в ближние города Херсонеса и во многие вольные поселения византийцев, живших здесь с незапамятных времён. Перекрыв бухту ладьями, Владимир начал осаду города и с моря, и с суши. Владимиру нравилось море. Поставив княжеский шатёр недалеко от пристани, он приготовился стоять хоть сто лет, благо дорога отсюда на Киев была свободной и припасы к войску шли в изобилии. Утрами, когда над морем стояла голубая дымка, князь с наслаждением купался, днём скрывался от зноя в тени белоснежного шёлкового шатра и готов был жить здесь, у кромки ласкового моря, в шуме прибоя, всю оставшуюся жизнь.

Его заботило только, что город Херсонес-Корсунь был городом торговым и, по его предположениям, имел большие запасы продовольствия. Но это было не так.

Владимир рассчитал свой поход очень удачно. Город был окружён в те несколько недель мая-июня, когда старые припасы уже съедены, а новые ещё не собраны. Нивы вокруг города из зелёных ещё только начали превращаться в золотые. Виноград был размером с горошину. Старые рыбные запасы быстро, подошли к концу, а свежей рыбы наловить было невозможно. В Херсонесе начался голод. И хотя опытные и храбрые защитники города стояли на стенах крепко — осада была очень тяжёлой для горожан. Однако сдавать город жители не собирались. Вои же киевлян наступали совсем не так, как пёрли на стены Тьмутаракани. Тут и приступов-то почти не было — подходили к стенам и откатывались.

— Вот Ильи-то нет! — говорили старые дружинники. — Был бы Илья Иванович, он бы всех на стены увлёк! Вот воевода так воевода!

— Илья-то Муромец, может, и вовсе в этот поход не пошёл бы! — шёпотом, чтобы до князя не дошло, говорили дружинники-христиане. — И что он сейчас раненый лежит — Богом решено. Господь его от греха сохраняет. Шутка ли, собираются русы креститься, а христианский город воюют! Грех!

Но, разумеется, про все эти разговоры князю доносили. Он только зло усмехался:

— Мало ли что болтают! А город воюем, чтобы не думал Царьград, дескать, он Киевскому княжеству и князю Владимиру — владыка.

— Да они во владыки-то не ладились! Они нам против Хазарии помогли! Союзничали с нами, значит, а не в покорность приводили!

— Ежели они со мной дружиться хотят — пущай за меня отдадут Анну, дочь басилевса Византийского, — сказано было в шутку или как бы в шутку.

Но воеводы, зная нрав князя, всполошились:

— Ты что, княже! А ну как донесут в Царьград! Большая война через то выйти может!

— Она и без моих слов выйти может! — спокойно сказал князь. — Это ведь так, дураку на рассказ, что мы сейчас с Херсонесом крымским воюем! Нет никакого Херсонеса крымского, а есть Корсунь — владение Византии. Так что война с Царьградом уже идёт!

Князь целыми днями, не стыдясь наготы, плескался в море. Чуть не голый и послов принимал.

Послы византийские, видя такое нарушение этикета дипломатического, зубами скрипели, а ничего не поделаешь... Шла по всей Византии такая распря, что послать войска на выручку Корсуни из Константинополя не могли и флот прислать не могли...

Владимир выбрал удачный момент для удара по византийским колониям.

— Сатана бессовестным помогает! — уже в открытую сказал кто-то из христиан.

— Да! — ответил, смеясь, князь. — Я хуже, чем обо мне говорят! Я — «рабычич». И кровь во мне княжеская только наполовину, да и отец мой, князь Святослав, был злодей и язычник! Вот я каков!

Воеводы отворачивались. Византийские послы отводили глаза. Князь, в полотно завернувшись, как сенатор римский, прохаживался на фоне колонн беломраморных, от древних времён оставшихся на побережье, и только что над послами не глумился.

Ближние бояре и воеводы знали, что Владимир-князь ничего случайно не творит. И ежели сказал, как бы в шутку, про женитьбу на царевне Анне, то нужно помалкивать и ждать, что он ещё скажет, потому что мысль эта ему в голову не случайно пришла.

И они не ошиблись.

В переговорах с Владимиром посол византийский и парламентёр из Корсуни стали убеждать Владимира в бессмысленности его похода.

— Корсунь-град стоит крепко! — говорил парламентёр. — Жители сдаваться не собираются. Прими от нас выкуп и ступай домой с честью.

— Царевну Анну в жёны мне отдайте! — теперь уже твёрдо сказал князь.