Серж Арденн - Герцог Бекингем

Выставив наблюдателя, не спускавшего глаз с рыдвана парижан, разбойники устроились прямо у реки, в густых зарослях осоки, поглощая запасы снеди и вина, хранившиеся в сундуках, прикрепленных к задку кареты. Однако беспокойство не покидало Месофьеля, и лишь когда на горизонте появился одинокий парус фламандского ялика, лукавая улыбка промелькнула на его лице. Узрев девицу, которая так интересовала его хозяина, барона Д'Анжа, первой мыслью было напасть на приора и его людей, и перебив их завладеть добычей. Но осторожность, которая была в крови у расчетливого карлика, взяла верх. Его заботила шестерка головорезов Черного графа, так же охотившаяся за девицей. Месафьель не ведал, где могут находиться эти люди, и оттого принял решение не торопиться со штурмом, отложив расправу до лучших времен. «Никуда они не денутся, следует выждать, а удобный момент непременно наступит, за время столь продолжительного путешествия» – подумал он, приказав Францисканцу Матье, занявшему место возницы, следовать за желтым рыдваном.

1 (голл. )Neder land (Nederland) – Нижняя земля

2 шти ’И) – пикардийский диалект, один из ойльских языков.

ГЛАВА 11 (70) «Таинственное послание»

ПРОВИНЦИЯ РУССИЛЬОН (территория принадлежащая испанской короне). ГОРОД ПЕРПИНЬЯН.

Ранним утром в одну из бухт Руссильона вошел палубный, восьми пушечный бот «Santa Eulalia», на борту которого находился королевский посланник, дон Корлос де Уртадес, прибывший из Барселоны, со своей немногочисленной свитой. Высадившись на берегу, колонна всадников, словно черная тигровая змея, поблескивая чешуей доспехов, заскользила по дороге, потянувшись к Перпиньяну.

Сей славный город, раскинувшийся в живописной долине, что простирается от морского побережья до предгорья Пириней, являвшийся столицей провинции безраздельно принадлежащей графу Руссильонскому, то есть королю Испании, Филиппу IV, обремененному непомерным количеством титулов и тяжестью многочисленных корон.

Как в любом другом городе, в утренние часы, на улицах Перпиньяна было людно. Шумная толпа наводнила переулки, тупики, площади и базары. Горожане и крестьяне, простолюдины и дворяне – кто, важно неспешно шествуя, кто, суетливо шныряя – сновали меж наполненных различными товарами телег, повозок и фургонов, съехавшихся в город с близлежащих деревень и заполонивших все мало-мальски пригодные для торговли места.

Надменные мясники, неторопливо и вальяжно, оголив до локтя руки и обхватив мозолистыми ладонями широкие ремни, поддерживающие кожаные фартуки, собирались группками, обсуждая свежие городские сплетни. Их откормленные свирепые псы, верно охраняющие хозяйские, нагруженные мясом тележки, прячась от солнечных лучей, распластавшись меж колес, не теряя бдительности, провожали подозрительным взглядом каждого чужака-прохожего. Запах парного молока безошибочно выводил горожан на торговцев, облаченных в короткие передники и вооруженных черпаками, которые шлепали деревянными башмаками по белоснежным лужам, громким криком, зазывая покупателей. Ряды трухлявых столов выстроенных меж громоздких крестьянских телег были уставлены пузырьками, склянками, бутылками, сулейками и оплетенными лозой бутылями, наполненными всевозможными маслами, разнящимися оттенками, вязкостью, запахом и конечно ценой. Здесь же в клетях, сплетенных из прутьев, встревожено глазея на людские толпы, испуганно притаились многочисленные домашние птицы: куры, утки, голуби, гуси, наполняя затхлое пространство рынков звуками, вырывающимися из их прожорливых клювов. Свиньи, козы, коровы, овцы, телята, ягнята, поросята, и прочая живность заключенная в наспех сооруженные загоны, клети и зарешеченные повозки, своим протяжным мычанием, блеянием, хрюканьем, топотом и зловонием заполонили площади, расположенные у городских ворот, превратив их в скотные дворы.

Всё это не удивляло, и нисколько не смущало городских жителей, привыкших к подобным бесчинствам в базарные дни. Город продолжал жить своей жизнью. В лабиринтах узких улиц, как в любой другой день, можно было встретить жилистых грузчиков, согнувшихся под тяжестью ноши; крикливых торговок с розовыми, дряблыми щеками и крутыми, необъятными бедрами; захмелевших погонщиков скота, спешащих из трактира в трактир; и праздных зевак на любой вкус; и прохиндеев всех мастей – всё было как обычно, если не считать визита мадридского вельможи, о котором понятия не имела чернь наводнившая город, и которого с содроганием ожидали городские власти.

Колонна кавалеристов, возглавляемая «Кастильским быком», миновав городские ворота, угодила в этот вязкий «Гермесов карнавал», просочившийся даже в кварталы Магребиан и Романи, с трудом протискиваясь сквозь толпу, разрезая её, как плуг землю. Добравшись до площади Лог, вдоль фасадов Ратуши и Лодж-де-Мер, кавалеристы направились в сторону форта Ла-Кастильет, где Уртадеса ожидал комендант города, граф дон Хавьер Пилиппо дель Ардегон.

Прибыв на место, дон Карлос устремил взгляд на колокольню собора Сен-Жан, не лишенного легкого прикосновения мавританского зодчества, откуда послышался приглушенный набат. Спешившись, в окружении двух сержантов кастильской дворянской гвардии, Уртадес направился к воротам, охраняемым дюжиной солдат. В этот миг, из толпы зевак, наблюдавших за приездом важного гостя, вырвался невысокий человек, облаченный в рясу монаха цистерцианца. Он, протянув руки, на бегу, обратился к Уртадесу.

– Сеньор граф, Ваше Сиятельство, соблаговолите выслушать меня!

Несколько солдат, из отряда, что не позволял толпе подступиться ближе дозволенного к мадридскому вельможе, скрестили алебарды, преградив путь тщедушному святоше. Граф, на ходу, с пренебрежением взглянул на цистерцианца, взывавшего к нему из толпы, и, не замедлив шага, исчез за воротами форта. В крошечном, мрачном помещении, скорее напоминавшем каземат, чем комнату хоть сколько-нибудь пригодную для приема важных гостей, его встретил комендант. Сдержанно поприветствовав дона Хавьера, кастилец сухо произнес:

– У меня мало времени, сеньор Ардегон, поэтому приказываю, немедленно, всем вашим людям, явится во «Дворец королей Майорки».

****

В назначенное время, весь командный состав гарнизона Перпеньяна, собрался во Дворце, венчающем холм, возвышающийся над южной частью города. В большой светлой комнате, за окнами которой открывался замечательный вид на ощетинившуюся гряду красноватых крыш, на фоне утонувших в полупрозрачной дымке горных вершин, собрались семь человек.

Вокруг огромного стола, покрытого картой, граф дон Уртадес созвал: коменданта города, граф дон Хавьер Пилиппо дель Ардегона; интенданта, дона Кристобаля Лусио дель Касареса; капитана гарнизона, дона Гильермо Альфредо Пуэрто дель Лорка-и-Каледо, командарма артиллерии, шевалье Шарля де Корзака, а так же двух лейтенантов – дона Артуньо и дона Варедо. Строго, будто с укором, оглядев собравшихся, гость вымолвил: