Серж Арденн - Черный граф

– Ах, да! То-то, я смотрю знакомое лицо!

В знак доброго расположения, дворянин хлопнул слугу по плечу. Но вдруг улыбка исчезла с лица Гаспара, он, вытянув шею, как можно ближе приблизил губы, к уху де Варда, доверительно прошептав:

– Господин де Вард, у меня к вам важное дело, если вы направлялись в этот дом. Дом, который принадлежит графине де Бризе, если меня не обманули?

Граф больше с подозрением, чем удивленно, взглянул на слугу.

– Нет, не извольте беспокоиться,…я сам признаться, ужас как боюсь. Я, если вы позволите, хотел бы поведать вам одну историю,…а вы уж сами решайте, что со всем этим делать.

ГЛАВА 15 (109) «Аббатство Мобюиссон »

ФРАНЦИЯ. МОНАСТЫРЬ, БЛИЗ ГОРОДКА ПОНТУАЗ.

Близко к полудню, у ворот святой обители, цистерцианского монастыря Мобюиссон, что немногим более четырех лье к северо-западу от Парижа, остановился экипаж.

Возница, мужчина лет сорока, в темно-зеленом плаще, из тяжелой непромокаемой ткани, оглядел с высоты кучерского сиденья пустынную дорогу, что тянулась меж оградой аббатства и полоской молодого леса, после чего, кряхтя и причитая, спустившись на землю, приблизился к тяжелым монастырским воротам. Оглядевшись еще раз по сторонам, он дернул за конец грубой пеньковой веревки, привязанной к ржавому металлическому крюку, скрывавшемуся на высоте около двух туазов, в квадратное отверстие, проделанное в кладке древней каменной изгороди. Из-за ограды донесся негромкий звон колокольчика, очевидно, возвещавшего привратника о прибытии гостей, после чего за воротами, послышался едва уловимый шум, переплетающийся с приглушенными женскими голосами. Наконец раздался металлический лязг засова, предшествующий скрипу отворившегося оконца, прорезанного в толще ворот, где за мелкой решеткой появилось личико одной из «белых монахинь», как называют сестер цистерцианского ордена.

Сорвав с головы широкополую шляпу, кучер поклонился сестре-привратнице, и осипшим голосом промолвил:

– День добрый сестра.

Миловидное, будто восковое личико цистерцианки, вдруг коснулась ироничная улыбка, при виде грубого возницы, неуклюже пытающегося изобразить благочестие.

– Добрый, Слава милостивому Господу нашему.

Приветливо ответила она, перекрестившись.

– Простите Бога ради, имею просьбу к вам, от имени моего господина, которая и привела нас, двух усталых путников, в вашу Святую обитель.

Смиренно, теребя в руках старую шляпу, вымолвил мужчина. Не закрывшееся оконце, несомненно, свидетельствовавшее о неослабевающем внимании привратницы к просьбе незнакомца, заставили возницу заговорить скороговоркой.

– Видите ли, мой уважаемый хозяин, добрый католик и чуткий человек, прибыл в ваше аббатство по просьбе Его Сиятельства графа де Ля Фер, чья племянница Её Милость, виконтесса де Монтрей, мадемуазель Беатрис Мари-Луиза де Силлег, что в настоящее время, прибывает в вашем монастыре, но по случаю совершеннолетия, вскоре покинет его, слава Иисусу.

Возница перекрестился, отчего, на миг, потерял нить собственной мысли.

– Да, так именно с этим связан наш приезд.

– Вы, очевидно, говорите о послушнице Марии?

– Да-да, о ней, о Беатрис Мари-Луизе де Силлег.

– И, что же это за просьба, которая заставила вашего хозяина отправиться в путь?

– Видите ли, господин де Ля Фер, добрый приятель моего хозяина, велели, непременно, передать мадемуазель де Силлег несколько слов, всего несколько слов, но это, смею заверить, очень важно.

– Что ж, если мессир де Ля Фер не удосужился лично написать послание племяннице, то я могу предоставить возможность вашему хозяину изложить пожелания графа на бумаге, и заверяю, письмо будет безотлагательно доставлено послушнице Марии.

Небритое, обрюзгшее лицо возницы искривила странная улыбка.

– Нет, сестра, это невозможно, всё, что сказал граф, мой хозяин должен лично, на словах передать мадемуазель и услышать её ответ.

– Что ж, прекрасно, в таком случае, мы устроим свидание вашему господину, с сестрой Мари. На территории монастыря находиться помещение, специально предназначенное для подобных встреч. Там ваш хозяин, под присмотром, разумеется, может встретиться с послушницей Марией и передать ей на словах всё, что пожелает, а так же получить ответ.

– Ах, сестра, это тоже не подходит, дело в том, что мой хозяин калека, у него нет ноги, а костыль, с помощью которого он имеет возможность самостоятельно передвигаться, сломался, когда мы остановились в одном из трактиров близ Монмартра, будь он неладен!

Возница в отчаянии развел руками.

– Сам я, не совладаю, не дотащу господина до вашего «домика свиданий», быть может, здесь есть кто-нибудь из мужчин, ну, кто-нибудь, кто помог бы мне?

Привратница внимательно и сочувственно глядела, на измученного долгой дорогой, жалостно вещавшего мужчину. Задумавшись на несколько мгновений, она, наморщив лоб, с сожалением произнесла.

– На территории монастыря разрешено находиться только одному мужчине – садовнику. Но сегодня воскресенье, и он отправился в Понтуаз, к семье.

Невидимая, едва уловимая улыбка скользнула по губам незнакомца.

– Ах, как жаль! Что же за напасть?! Действительно воскресенье ведь сегодня!

После возгласа отчаяния, в глазах возницы, до сего момента излучавших кротость и смирение, появилось ещё и уныние. Но не прошло и мгновения как его приободрившийся взгляд, с какой-то призрачной надеждой, устремился сквозь решетку оконца.

– Скажите, сестра, а нельзя ли, хоть на миг, выпустить мадемуазель Мари за ворота? Сжальтесь над двумя несчастными путниками, один из которых калека, совершающих паломничества по святым местам.

Взмолился мужчина, молитвенно сложив на груди руки.

– Мой господин шепнет ей всего несколько слов. К тому же, кому-то из сестер все равно придется выйти за ворота, так как мой господин, как добрый христианин, желает передать пожертвования для вашего храма, во славу Господа нашего, от него лично и от благословенного графа де Ля Фер.

Привратница на мгновение задумалась, затем, сквозь решетку, с любопытством, осмотрела громоздкую карету, стоящую не далее дюжины туазов от ворот, после чего затворила оконце. Тут же из-за ворот, до кучера донеслось довольно продолжительное бряцанье, на сей раз, тяжелых засовов. И вот, наконец, низкая дверца, едва достигающая среднего человеческого роста, отворилась, и на пороге появилась всё та же монахиня. Она строго, будто с укором, оглядела возницу, затем приблизившись к карете, громко и властно произнесла:

– Я желаю взглянуть на того, кто прибывает в салоне экипажа.

Кучер бросился к дверце, и, словно олицетворение самой любезности и покорности, едва ли соответствующие его свирепому виду, отворил её. Заглянув вовнутрь, цистерцианка увидела одноногого мужчину преклонных лет, раскинувшегося на сиденье грубого замша, натянуто улыбнувшегося молодой привратнице. Судя по грубым чертам лица, копне нелепо подстриженных волос, и плохо скроенному платью, пошитому из недорогого сукна, в незнакомце угадывался скорее небогатый буржуа, либо торговец средней руки, чем дворянин. Увиденное несколько смутило монахиню, невзирая на то, что она понимала – граф де Ля Фер, к слову известный здесь не понаслышке, так как неоднократно навещал племянницу, мог дать подобное поручение кому угодно, даже если чудной неопрятный вид этой персоны, не соответствовал представлению о графском посланнике. И все же, привратница с нескрываемым недоверием рассматривала незнакомца, по крайней мере, до тех пор, пока он не заговорил. С первых слов, произнесенных одноногим господином, на вид являвшимся заурядным неотесанным мужланом, девушка, неожиданно для себя, прониклась вначале доверием, а затем и состраданием, разглядев в сем малопривлекательном человеке благожелательного несчастного калеку, чей голос столь убедительно и успокаивающе подействовал на молоденькую цистерцианку.