Серж Арденн - Черный граф

– Мир тебе, дитя мое.

Кротко произнес путник. Девушка ответила неуверенным кивком.

– Будь добродетельна сестра, и Всевышний не сможет не вознаградить тебя за это.

Странная улыбка, исказила уродливое лицо мужчины, но мелодия, звучавшая в его голосе, вмиг всё переворачивала с ног на голову, преображая омерзительный хищный оскал в благостные черты страдальца и праведника. Большие серые глаза монахини, с интересом и участием, взирали на благочестивого калеку.

– Мы, со слугой, по велению сердца и по зову Господа, следуем из Бургундии, где обращались за помощью и снисхождению к святому Бернару в аббатствах Пинтиньи, Ла-Ферте и Сито. Но по дороге в Шампань, куда направляемся, чтобы предаться таинству молитв в монастырях Клерво и Моримон, нам, выпала честь выполнить просьбу достопочтенного графа де Ля Фер, отчего пришлось сделать небольшой крюк, чтобы исполнить благостную сию миссию, и встретиться с госпожой де Силлег, которая, как нам известно от её дядюшки, до настоящего времени, прибывает в святой обители, благословенном Мобюиссоне.

Мужчина, осенив себя крестным знамением, узрев через дверной проем один из шпилей аббатства, увенчанный крестом, продолжил.

– Сестра моя, я человек глубоко верующий, добрый христианин и истый католик. Злой недуг сковал меня, милое дитя, оттого я и направляюсь в Клерво, где намерен сорок дней и ночей молить о спасении собственной души, ровно, как и о душах всех правоверных христиан, и своего духовного покровителя святого Бернара Клервоского. Посему прошу вас, сжальтесь над бедным изувеченным человеком, не дайте погибнуть ему от угрызений совести, как не исполнившему просьбу любимого друга. Просьбу, которая для меня священна, как сама дружба.

Блестящие от слез глаза незнакомца, вызвали трепет сострадания в душе молодой монахини.

– Да, и вот ещё что, примите пожертвования от жалких рабов Божьих.

При этих словах, мужчина, морщась, очевидно от боли, донимавшей его даже при незначительных движениях, достал из небольшого обитого медью сундука, стоявшего на полу кареты, кожаный кошелек, туго набитый монетами и протянул его цистерцианке.

– Это, сестра, наше с графом скромное пожертвованье, во славу Господу нашему и святой Богородице, Деве Марии.

Девушка, приняв деньги, негромко проговорила:

– Да прибудет с вами Бог. Но вы не представились, почтенный господин, чье имя следует упомянуть в молитвах, произнося его наряду с благородным именем графа де Ля Фер?

Человек, сидящий в карете, на мгновение задумался, что было расценено монахиней как излишняя скромность, не позволявшая простолюдину поставить свое имя наравне с именем Его Сиятельства графа.

– Граф де Вард, сестра моя.

Вдруг произнес незнакомец. Разглядев на лице цистерцианки недоумение, он добавил:

– Пусть вас не смущает моё скромное платье, ведь я путешествую инкогнито, желая предстать перед Господом и его слугами в столь непритязательном облачении, к коему призывают моя кротость, и смирение, не позволяющие жалкому рабу Божьему, даже в таких мелочах как костюм, возвыситься над простолюдинами, коих Всевышний сотворил подобными, а значит равными дворянам перед лицом Творца.

Вполне удовлетворившись объяснениями набожного графа, монахиня кивнула.

– Простите Ваше Сиятельство, но вам придется некоторое время подождать, так как подобная просьба может быть удовлетворена лишь с разрешения матери настоятельницы. И если вы согласитесь дождаться, то я вынуждена буду оставить вас и тотчас направиться за разрешением к ней.

– Ну, конечно, конечно, я понимаю, порядок есть порядок.

Безропотно заверил калека.

Прошло немногим менее получаса, как уже знакомая дверца, монастырских ворот, отворилась, и на пятачке, перед громоздкой полукруглой аркой, где стояла карета одноногого графа, появилась привратница в сопровождении статной и угрюмой монахини, средних лет. Грозная цистерцианка, коей, очевидно, аббатиса поручила проследить за соблюдением всех правил свидания, внимательно огляделась, бросив подозрительный взгляд на пролегавшую близ ворот дорогу; экипаж, с выгоревшей на солнце бледно-сиреневой крышей, запряженный четверкой серых в яблоках рысаков; кучера, дремлющего на козлах. Не заметив ничего, что могло бы вызвать её подозрение, она подала знак двум монахиням, сопровождавшим молоденькую особу, в длинной льняной рясе. Девушка в скромном одеянии, которая, несомненно, являлась мадемуазель де Силлег или сестрой Мари, как называли за стенами святой обители виконтессу де Монтрей, под взыскательными взорами шести пар глаз, нерешительно приблизилась к карете, не отваживаясь отворить дверцу. Но вдруг, будто робость юной особы была замечена и воспринята как руководство к действию, дверца кареты распахнулась без её помощи и два дюжих молодца, подхватив под руки мадемуазель де Силлег, втащили её вовнутрь. Притворявшийся дремлющим возница, в тот же миг, щелкнул кнутом, и четверка жеребцов сорвалась с места, увлекая за собой экипаж и поднимая столбы пыли, за считанные мгновения, скрывшись на извилистой дороге, оставив у ворот Мобюиссона, трех растерянных цистерцианок, с отчаяньем провожающих взглядами удаляющуюся карету.

ГЛАВА 16 (110) «Таинственный гвардеец »

ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.

Ранним утром, к особняку графа де Ла Тур, с улицы Двух экю, через затерянную в густой листве калитку, что вела на песочную аллею, желтой полоской разрезающую сад, устремленную к двери черного хода, вошел мужчина, закутанный в длинный до самых пят плащ с капюшоном, укрывавшим лицо незнакомца. Оказавшись за оградой, он замедлил шаг, будто прислушиваясь, как где-то, совсем близко, за изгородью, пушистыми шапками кустарника и фруктовых деревьев, доносились звуки пробуждающегося Центрального рынка, клоаки «Ле Аль», которая никогда не спит, лишь прибывая в полудреме, но даже в этом состоянии извергающая смрад и злословие.

…Одинокая словно предрассветный призрак фигура утреннего гостя, преодолев узкую садовую аллею, приблизилась к ступеням крыльца, где меж горшками, весьма редкого вида рододендрона, виднелась усеянная медными заклепками, неприветливая дверь особняка. Вдруг, очевидно узрев ещё издалека приближающегося человека, на крыльце, появились два дюжих лакея, недобро, с подозрением глядя на незнакомца. Один из молодцов, сжимавший в ладонях покрытое заклепками древко венецианской глефы 1, угрожающе проревел:

– Вы сударь вероятно заблудились?!

Человек, облаченный в плащ, остановился, и, не сбросив капюшона, а значит, не пожелав раскрыть своё лицо, будто сие являлось обязательным условием некого ритуального шествия, произнес:

– Я желаю видеть вашего хозяина, графа де Ла Тура.