Серж Арденн - Черный граф

2 колишемард – форма клинка холодного оружия, давшая позднее название самому оружию. Шпага, имевшая очень широкий клинок в близкой к эфесу части, вероятно, для увеличения силы защитных действий.

ГЛАВА 27 (121) «Нежданный гость»

ФРАНЦИЯ. ПРОВИНЦИЯ АНЖУ. ГОРОД АНЖЕР.

Катился к вечеру очередной день пребывания в Анжере господ де Сигиньяка и де База, молодых анжуйских дворян, которым высочайшим повелением было доверено оберегать мадемуазель Ванбрёкелен. И именно это обстоятельство, как оказалось, послужило причиной для мессира де Сигиньяка, отозваоться о сем времени, как о лучших днях в его жизни. И хоть каждый из дней, проведенных в городе своей юности, средь хорошо знакомых улиц и площадей, мало чем рознился от вчерашнего, сие обстоятельство, оставалось решительно незаметным для виконта. В промежутках меж трапезами и коротким дневным отдыхом юной особы, друзья в компании девушки, прогуливались по городу – что было настоятельно рекомендовано графом де Рошфором – в неспешной беседе, на различные темы, следовало бы отметить, весьма отдаленные, от истинных интересов виконта. Но не взирая на это, время, проведенное рядом с Камиллой, позволило Жилю узнать поближе эту удивительную девушку, озарившую душу молодого дворянина глубоким чувством, как ему показалось симпатией, чтобы не сказать большего. Он вдруг испытал безудержное влечение, к сей скромной, воспитанной, красивой и умной провинциалке, из далекого и туманного Брюгге.

Нет-нет, наверняка, ошибочным было бы упрекнуть месье де Сигиньяка в необразованности. По крайней мере, в том, что он совершенно точно представлял расстояние от Анжера до Брюгге, можно быть уверенным. Просто, ему казалось, что время, потраченное Камиллой в этом, возможно, весьма прекрасном городе, вдали от него, даже не зная о его существовании, что несколько угнетало виконта, является чем-то малопривлекательным и мрачным. Чем-то, что позволяет ему воспринимать тот период жизни девушки нереальным, призрачным, далеким и холодным, как и сам Брюгге. Но все это забывалось, и сердце анжуйца билось в два раза быстрее обычного, когда его рука, во время непринужденного променада, случайно касалась руки прекрасной Камиллы. Он испытывал благостное наслаждение и дорожил каждым мгновением, пребывая пред взором её улыбающихся, изумительных глаз. И это, несомненно, являлось главным, на сегодняшний день, для месье де Сигиньяка, что будоражило его воображение и заставляло кипеть кровь.

Сегодняшняя вечерняя прогулка, не являлась исключением. Виконт, восхищенно слушая какую-то совершенно нелепую историю, которая к тому же была вовсе не интересна ему, проливающуюся из уст увлеченной девушки, ловил себя на мысли: «Как он мог жить раньше? Без этих губ, глаз, ресниц, звонкого смеха и ласкавшего слух голоска?» Он шел бы так вечно, но голос де База, прозвучавший из-за спины, словно якорь, зацепившийся за дно, опустил его на землю, поставив перед массивной дверью гостиницы «Королевская лилия».

Гийом, как обычно, шел шагах в пяти, позади мадемуазель и «потерявшего голову» кавалера. Он понимал, что Жиль не властен над тем, что с ним происходит, так же он знал, что это было первое подобное чувство поразившее сердце его друга, поэтому старался быть предельно деликатным. Проще говоря, шевалье играл роль того, чьё поведение, несомненно, позволяет убедиться окружающих в том, что ничего особенного не произошло. Ну, а если и случилось, нечто невообразимое, то он, мессир де База, этого, никоим образом, не замечает.

– Виконт, вас не затруднит провести мадемуазель Ванбрёкелен в её комнату?

Сигиньяк, всё еще пребывающий в плену девичьих чар, неловко кивнул.

– Прошу вас, мадемуазель.

Пропустив перед собой девушку, Жиль галантно преклонил голову.

– Я распоряжусь на счет ужина.

Вымолвил Г ийом, скрывшись за дверями кухни.

Проводив Камиллу до двери её комнаты и убедившись в том, что она заперлась изнутри, Жиль, уже сделал несколько шагов, направляясь в свой номер, как увидел голову, неожиданно появившуюся из соседней двери. Виконт, замедлив шаг, потянулся к пистолету, но разглядев, невзирая на полумрак, царивший в коридоре, выбритую тонзуру, вспомнил слова трактирщика о монахе капуцине, посилившемся в соседнем номере, что несколько успокоило де Сигиньяка. Его суровый взор отыскал, маленькие, укрытые в выпуклых «мешочках» век, глаза капуцина, после чего тот поспешил исчезнуть, тихо затворив за собой дверь.

– Странный этот капуцин, что поселился в комнате рядом с нашей,…

Поделился Жиль с товарищем, когда тот вернулся.

– … как только он попадается мне на глаза, тут же пытается спрятаться!

– Ты тоже заметил?! И мне это бросилось в глаза!

Друзья переглянулись.

– Быть может, это человек Черного…

– Тихо! Не нужно имен.

Прервал виконт Гийома.

– Кем бы он ни был, нужно быть наготове.

Вскоре трактирщик принес ужин. Анжуйцы, не без удовольствия, покончив со снедью, принялись за вино, погрузившись каждый в свои размышления. Сигиньяк улегся на кровати, улыбаясь, словно ребенок, глядел в потолок, будто разглядывая меж громоздких балок, нечто приятное, но различимое и доступное лишь его единственному взору. Де База, устроился на подоконнике, и с интересом глядя в окно, заканчивал уже вторую кружку вина, придирчиво осматривая древнюю кладку Сент-Морис. Вдруг раздался тихий стук в дверь, больше похожий на шорох. Сигиньяк встревожено взглянул на Гийома, прошептав:

– Ты ещё чего-нибудь заказывал трактирщику?

Де База отрицательно покачал головой. Не сводя глаз с Жиля, он достал из подвернутого голенища ботфорта стилет, на цыпочках, направившись к двери. Сигиньяк взвел курок пистолета, и, укрыв оружие под столом, направил ствол на дверь. Бесшумно отодвинув засов, Гийом отворил дверь, оставшись невидимым для нежданного гостя. Держа под складками скатерти, наготове пистолет, виконт встретился глазами с человеком, ожидавшим во мраке коридора, испуганно глядящим на Жиля.

– Прошу меня простить, месье…

Дрожащим голосом произнес незнакомец.

– … я хотел бы увидеть господина де Сигиньяка, или же господина де База. Я не ошибся дверью? Здесь довольно темно.

Анжуец внимательно осмотрел шагнувшего в комнату человека. Это был уже не молодой, тучный, почти лысый мужчина, облаченный в потертый камзол, черного льежского фетра, стянутый в поясе широким поясом, с притороченным к нему замшевым кошельком. Его новые коричневой кожи туфли, с пряжками из «китайского серебра» 1, нескромно поскрипывали, когда он в нерешительности, переминался с ноги на ногу. В дрожащих руках, мужчина, беспокойно терзал черную, широкополую шляпу, без броши и плюмажа.