Натан Рыбак - Переяславская рада. Том 2

Яков Баран уже порывался сказать слово, вскочил как ужаленный.

— Ясновельможный гетман, да мы с дорогой душой! Прикажи дозволение дать. Поставим рудни. Железо дадим. Повели работных людей нам дать. Все сделаем ради края родного и веры нашей.

— Дело говоришь! — похвалил Хмельницкий.

Купец схватился за грудь.

— Господи, да для того, чтобы шляхту перебить, жизни не пощадим!

— Почем за пуд канцелярия платить будет? — осторожно спросил Остронос.

— По семь грошей, — твердо сказал Хмельницкий, пуская дым под потолок.

— Господи! — охнул Яков Баран и опустился на лавку, не понимая, правда это или шутка.

— По семь грошей за пуд, — повторил Хмельницкий. — Вот поспрошайте пана Лаврина Капусту, пусть расскажет, как в Бахчисарае невольники мучаются. А ведь то братья ваши, души христианские! Вызволить их нужно. А может, кто из вас под Шаргород поедет? До сих пор там торчат на кольях двести казаков наших, замученных коронным гетманом Станиславом Потоцким. Ради великого дела нашего и по пять грошей платить за пуд железа можно было бы.

Яков Баран поторопился сказать:

— Согласны, твоя ясновельможность.

— Добро, — согласился Хмельпицкий. — Ступайте и начинайте. Носач вам все грамоты даст. Будет в чем вам обида — сразу ко мне.

Выпроводил купцов за порог, легонько подталкивая в плечи.

Начав еще в конце марта свой поход на Брацлавщину, коронный гетман Стаивслав Потоцкий собрал под своею булавой немалое войско. В нем было двенадцать конных и четыре пеших полка, отряд рейтаров, присланный бранденбургским курфюрстом, сотня пушек с достаточным запасом ядер и пороха.

С большим отрядом выступил на помощь каменецкий староста Потоцкий-младший. И если посольство Яскульского увенчается согласием Ислам-Гирея, то под бунчуком коронного гетмана будет еще стотысячная орда. С такими силами Хмельницкому не совладать, хотя, как стало известно коронному гетману, на помощь Хмельницкому пришло московское войско под началом воеводы Василия Борисовича Шереметева.

А намерение у коронного гетмана было одно: смести со своего пути заслоны — полки Богуна и Глуха, которые выслал ему павстречу Хмельницкий, — не распыляя сил на осаду крепостей и городов, разгромить объединенные силы казаков и московитов и ударить в спину войску, двигающемуся на Белую Русь и Литву.

Когда коронный гетман прочитал в королевском письме, привезенном ему под Шаргород, что «война начинается не с таким противником, который только в поле меряется силой, но с таким, который укрепляется в городах и замках, трудно добываемых, и нужно его предупредить, чтобы вся Украина не очутилась в его руках», — он засмеялся. Ян-Казимир проявляет чрезмерную осторожность, Слово чести, в этом году будет положен конец всем напастям, нахлынувшим на Речь Посполитую. С этими разбойниками Богуном и Глухом он рассчитается еще до пасхи. Но прошла и пасха, а до расчета оставалось еще далеко. Это уже начал понимать и сам коронный гетман, а не только его региментари. Даже спесивый генерал Шемберг наливался кровью, когда заходила речь про Богуна. Что с того, что Богун оставил Винницу? Кроме торгашей и бабья, в городе никого не было. Что с того, что жолнеры сожгли Шаргород? Еще пятьсот посполитых посадили на кол по всему гетманскому шляху между Меджибожем и Шаргородом? Войска у Богуна не стало меньше.

Взятые казаки давали лживые сведения. По их словам, выходило, что у Богуна то сорок тысяч казаков, то пятьдесят, а то всего-навсего десять тысяч.

На помощь коронному гетману пришло двенадцать молдавских хоругвей под булавой полковника Войцеховского. Этот отряд совершил нападение на Ильинцы, но там войска казацкого не застал. По слухам, казаки без боя отошли на Вербиче, а часть их — на Рахны. Тогда коронный гетман, будучи уверен, что Богун где-то там, приказал двигаться на Вербиче, а часть конницы послал на Рахны.

Войско прошло через вымершие, безлюдные Кальник, Дашев, Городок. Сожгли церкви. Повесили двух попов и на всякий случай забрали, точно татары, в ясырь две сотни женщин, погнали их под надзором валахов на Каменец.

Тем временем оказалось, что Богуна нет ни в Рахнах, ни в Вербиче. После того как Олекшич возвратился с отрубленными пальцами вместо ответа, всякое упоминание о Богуне вызывало еще большую злобу у коронного гетмана. Он, раздувая свои седые длинные усы, багровел и, притопывая сапогом, терял прославленное свое спокойствие.

— Быдло! Хлоп! Здрайца! Погоди, я еще до тебя доберусь. на коленях будешь у меня милости просить.

Но до Богуна он так и не мог добраться. Уже прошла дождливая весна. Майские погожие дни запахли травой. Забелела ромашка во ржи. Но во всех селах, где случалось проходить коронному войску, было пусто, и от этих опустелых хат, от печных труб, над которыми не вился дым, от распахнутых настежь дверей и окон веяло каким-то страшным предостережением, и не только жолнеры, но даже сам коронный гетман со своими регимеитарями утрачивали покой и сон.

Потоцкий теперь понял: он со своим войском не застал Богуна врасплох. Не он, коронный гетман, навязывает ему бои, напротив того, Богун водит его, опытного воина, за нос, выматывает у него терпение, постепенно выбивает лучших солдат и заставляет войско расходовать по-пустому ядра и порох. В этом коронный гетман уже узнавал ненавистную ему руку чигиринского сотника Хмеля, которого он никогда не называл гетманом и не терпел, если кто-нибудь из региментарей так называл Хмельницкого.

Да, рука проклятого схизматика чувствовалась во всем. И то, что посполитые покидали свои села, что казаки оказывали сопротивление с разбором, по своему усмотрению, не подчиняясь воле коронного гетмана, — все это окончательно лишило Потоцкого терпения.

Рассвирепевший коронный гетман ворвался с передовым отрядом гусаров в Немиров, своею рукой рубил хлопов. Жолнеры устлали улицы Немирова трупами мещан, не успевших отойти с казаками.

Остановясь на отдых в селе Клетном, коронный гетман созвал своих регпментарей на военный совет. На нем он, к великой досаде, должен был признать, что сквозь казацкие заслоны Богуна пробиться невозможно и что армия вскоре может очутиться в печальном положении.

А генерал Шемберг, отбросив всякую почтительность к коронному, дерзко перебил его, сказав, что, если рейтарам тотчас не уплатят жалованье, они покинут войско и возвратятся в свой Бранденбург. У коронного при этих словах глаза полезли на лоб. Неслыханная дерзость немца была для него как гром с ясного неба. он ударил кулаком по барабану, на котором лежала перед ним разостланная военная карта, и заорал:

— Убирайтесь со своими вонючими рейтарами!

По спустя несколько минут, успокоившись, коронный гетман должен был просить извинения у Шемберга и из собственного кармана выплатить генералу тысячу злотых. Однако военный совет решил дать бой Богуну под Уманью, вынудить его принять этот бой и разгромить наголову, но перед тем попробовать еще раз написать ему письмо, чтобы он отступился от Хмельницкого и поддался королю. Письмо решили отправить с каким-нибудь посполитым, ибо никто из шляхтичей за такое поручение после Олекшича не хотел браться.