Сергей Сержпинский - Снайпер-инструктор

Взять с ходу город Шталлупенен нашей армии не удалось. Зато левее, в обход, с южной стороны, гвардейцы прорвались чуть ли не до самого Гумбиннена – крупного города Восточной Пруссии. Однако силы были ослаблены из-за больших потерь. По численности наш полк равнялся батальону, а батальон был как рота. Кроме этой проблемы возникли и другие. Например, вши. В бане мы давно не мылись и все солдаты завшивили. У меня тоже они были как в волосах, так и на теле, ползали и кусались. Тыловые службы от наступавших дивизий отстали, снабжение войск продовольствием и боеприпасами ухудшилось. До последнего времени я патроны не экономил, а теперь приходилось их беречь. Наша ослабевшая дивизия продолжала двигаться на запад, потому что сильного сопротивления пока мы не встречали.

Штаб дивизии расположился на ночлег вместе со штабом нашего полка, на окраине леса, в стороне от дорог и хуторов. Другие подразделения дивизии расположились на флангах, на расстоянии не более километра. Мы быстро установили большие палатки, стали искать дрова, чтобы в палатках затопить печки-буржуйки. Но эта задача оказалась не простой.

– Здесь ни каких сухих дров не найти, – с сожалением сказал адъютант исполняющему обязанности командира дивизии, полковнику Шеренгину. Он теперь командовал дивизией вместо полковника Волкова.

– Почему дров нет? – возмутился Шеренгин, – в каждом лесу полно сухих палок и хвороста.

– Ну, сами посмотрите, здесь чисто, как в парке…

Услышав этот разговор, майор Котов, подтвердил:

– Да, Иван Григорьевич, действительно лес очень чистый. Я уже осмотрел ближайшие места. Наши немцы – перебежчики пояснили, что этот лес принадлежал лично Герингу. Где-то здесь находится его вилла.

– Пошлите разведчиков, пусть обследуют лес. Может тут нам Фрицы засаду устроили, – приказал полковник.

Котов подозвал младшего лейтенанта Винокурова, находившегося в штабной палатке:

– Сергей, ты слышал приказ комдива?

–Так точно, товарищ майор. Но мои ребята уже всё кругом облазали, никого не обнаружили, а зайцев с куропатками настреляли. На ужин будет дичь.

После этого сообщения о дичи, полковник повеселел и сказал:

– Надо бы зверей покрупней настрелять, всех солдат зайцами не накормишь… Сержпинский, – повернулся он ко мне, – возьми своих снайперов и отправляйся на охоту. До темноты ещё время есть, может, кого-нибудь подстрелите…

Я был очень уставший. Ведь мы сегодня пешком по бездорожью, с перестрелками, прошли километров пятнадцать. Но делать нечего, приказ надо выполнять. Судя по карте, лес занимал большую территорию – пять километров в ширину и около десяти в длину. Я пошёл к снайперам, отдыхавшим у костра. Палатку они ещё не установили.

– Где вы дров нашли? – спросил я их.

– Здесь неподалёку обнаружили сарай. Сняли сухие ворота – вот тебе и дрова. Присаживайся, поешь с нами зайчатинки, – предложили ребята.

На костре они жарили заячье мясо, и ели его без соли. За солью на походную кухню бежать никто не хотел. От еды я не отказался, а когда поел, стало легче. Ведь только утром нас кормили, варёной картошкой, пустой, без масла.

– Гвардейцы – охотники. Кто пойдёт со мной на охоту? – спросил я, и объяснил, что комдив приказал подстрелить дичь покрупнее – надо весь полк накормить.

Снайпера молчали, и только виновато посматривали друг на друга. После не продолжительного молчания Григорий вызвался пойти со мной. Я знал, что до войны он был заядлым охотником. Нам выделили автомашину полуторку и двух солдат-автоматчиков в помощь. В лес мы въехали по просеке. Там уже был след от машины, наверное, немецкой. Проехали метров сто, слезли с машины и пошли пешком, а она медленно ехала за нами.

Когда мы вошли в лес, то я рассказал Григорию, что этот лес принадлежал помощнику Гитлера Герингу. На Гришу это произвело впечатление.

– Далеко мы забрались, – сказал он – может, скоро и самого Гитлера поймаем.

В начале лес состоял из вековых лип и дубов, могучих, сказочных деревьев, затем начался красивый сосновый бор. Действительно, в этом лесу было не привычно чисто, ни каких сучков или гнилушек нигде не валялось. Высокой травы и крапивы, тоже не было. Периодически просеку, по которой мы шли, пересекали другие просеки, очень прямые, со следами машин и телег. Осенний лес и чистый воздух успокаивали, я даже забыл о войне, но война периодически напоминала о себе далёкой канонадой и близкой стрельбой, эхом откликавшейся в лесу.

– Смотри, лосиный помёт, свежий, – пнул Гриша сапогом кругляши, похожие на сливы. Затем он показал мне следы кабана, и его помёт. Видели мы и медвежьи следы. Раньше я никогда на охоте не бывал и не знал повадки зверей, как надо на них охотиться.

– Вот тропа кабанов, – показал мне Гриша едва заметные вмятины на земле, присыпанные сосновыми иголками. – Кабаны ходят по ночам стаями на водопой и на кормёжку, – пояснил Гриша, с видом опытного охотника.

– Днём они прячутся в густых зарослях и их трудно отыскать, так что давай устроим здесь засаду, возле тропы. Дело к ночи и нам, может, повезёт.

Неожиданно на меня выскочил заяц, я хотел выстрелить в него, но Гриша меня остановил: «За зайцами, что ли пришли». Он мне объяснил, что охота на кабана опаснее, чем на вражеского снайпера. Раненый кабан может наброситься на человека очень быстро, и не успеешь увернуться. По его совету мы замаскировались в масхалаты и залегли за деревьями. Автомашину и солдат оставили подальше, на просеке, и предупредили, чтоб сидели тихо.

В лесу уже собирались сумерки, верхушки сосен качались и шумели от осеннего ветра, и под этот шумок я чуть не заснул. Но вот появились небольшие кабаны в сопровождении крупных родителей. Как учил Григорий, я выстрелил в самого крупного борова, метил ему в глаз, но попал в лоб, где очень крепкая кость. Гриша тоже стрелял в него. Кабан упал, а остальные убежали. Мы осторожно стали подходить к нему, это был крупный боров, килограммов на двести. Мы не дошли до него и пяти шагов, как он вдруг вскочил, и проворно скрылся в лесу. Тогда мы пошли по кровавому следу, который вывел нас на заболоченную поляну с высокой травой. Там, в траве, он и лежал. Задние ноги кабана не действовали, он смотрел на меня угрожающе, обнажив клыки. Я отскочил в сторону, а Гриша добил его. Пришлось идти назад за машиной, чтобы увезти добычу. На соснах Гриша ножом делал пометки, иначе не найдём дорогу. Близко машина подъехать не смогла, и мы впятером, вместе с шофёром, тащили тяжёлого борова волоком. Потом пришлось расчленить тушу и по частям загрузить в кузов. Сала у кабана не было – одно мясо. На обратном пути убили ещё двух козочек.

Всю добычу мы отвезли на кухню. В благодарность, командир дивизии устроил для охотников отличный ужин, с выпивкой. В штабной палатке собралось более двадцати человек: это сам Шеренгин, начальник штаба дивизии подполковник Чернов, начальник особого отдела майор Куликов и другие товарищи. Все уселись за длинным столом из ящиков, накрытым трофейным фарфором. В красивые фарфоровые чашки разливали из канистры спирт, который надо запивать холодной водой. Как обычно, пили за победу, за погибших товарищей и за дорогих женщин. Был тост и за охотников. В хмельном угаре велись интересные откровенные разговоры. Полковник Шеренгин до Волкова занимал должность начальника политотдела дивизии. По своим повадкам он напоминал школьного учителя. Собеседников часто называл по имени и отчеству, матом не выражался, как остальные присутствующие.