Сергей Сержпинский - Снайпер-инструктор

Где-то, среди домов, прозвучал выстрел, мы насторожились. Устинов послал снайпера Петрова проверить, что там произошло. Самогон оказался крепким, как спирт, у нас у всех поехала крыша. Петров долго не приходил. Устинов послал помощника начальника штаба посмотреть, куда он запропастился. Оказалось, что Петров стал стучаться в один из домов, ему не открывали. Тогда он решил перестрелить замок из винтовки. За дверями стояла женщина, и он её нечаянно застрелил. Свидетелем всего этого был пожилой немец, который возмущался и жаловался подполковнику. Устинов разозлился и хотел арестовать снайпера, чтобы передать его в трибунал. Но я уговорил его этого не делать, ведь солдат не нарочно застрелил женщину. Все мы были сильно пьяные. Я подарил командиру полка свой парабеллум в благодарность за снайпера, но, будучи трезвым, наверное, не стал бы дарить такой ценный трофей.

Затем, пошатываясь, все вышли на берег залива, который превратился в кладбище потопленных кораблей. Из воды торчали мачты, а на мелких местах виднелись части кают и бортов. У самого берега покачивалась на волнах немецкая каска. Я хотел бросить в потопленную лодку гранату, но Устинов остановил меня: «Ни к чему зря гранаты тратить. Что за баловство!» И тут он увидел вдалеке, возвышавшийся берег не большого острова, на котором немецкие солдаты то появлялись, то исчезали. Возле нашего берега плавала прицепленная за верёвку, единственная уцелевшая лодка. Подполковник хотел послать Генриха на этой лодке, проверить, что там за немцы, но он отказался, испуганно говорил, что там много солдат и он опасается за свою жизнь. Мы его пьяную речь не поняли, продолжали уговаривать. Наконец, он согласился, если с ним поплывут ещё кто-нибудь. В лодку сели я и ещё трое солдат. Я встал спереди, спиной к острову, а ребята гребли вёслами. Через некоторое время, их лица изменились, и они перестали грести. Я повернулся и увидел на берегу около десяти гитлеровцев, смотревших на нас, опершись на карабины. Я сразу протрезвел. В голову пришла мысль: «Вот и мой черёд настал умирать, а умирать то не хочется…» Солдат снял портянку и подал мне: «Помаши, будто мы парламентёры». Я помахал, а немцы продолжали наблюдать за нашими действиями, к ним подходили другие, их становилось на берегу всё больше. Кто-то из ребят предложил выбросить в воду партийные и комсомольские билеты, но я не разрешил.

Когда мы вышли на берег, то попросили закурить, стараясь держаться спокойно. Немцы тоже с нами закурили. Ко мне подошёл офицер и потребовал сдать оружие. Я отказался и объяснил ему по-немецки, что мы парламентёры, прибыли с предложением для них, сдаться в плен. Тогда офицер сказал, что нас ждёт командир батальона, и проводил в блиндаж. Пока шли, видели траншеи закрытые сеткой, чтобы с воздуха было не видно. В укрытиях заметили пушки и миномёты.

В блиндаже за письменным столом сидел немецкий майор в фуражке. Я держал на плече свою винтовку, а под шинелью нащупал гранату и почувствовал себя спокойнее. Трое красноармейцев тоже пришли со мной, а Генрих остался в лодке.

Мы вошли в блиндаж, майор встал из-за стола, пожал мне руку и предложил сесть на стул, а моим ребятам на лавку. Затем велел, находившимся там немцам, оставить его с нами одного и они удалились.

– Сколько тебе лет? – спросил он меня по-немецки.

– Двадцать, – ответил я.

– Я подумал, ты старше. Выглядишь, как тридцатилетний. А где до войны жил?

– В Ярославской области, в районном городе Данилове.

Майор снял фуражку, поправил рукой прилизанные тёмные волосы и продолжал говорить спокойно, словно мы старые знакомые.

– В мирное время я долго работал торговым представителем, часто ездил в Киев и общался с русскими. Интересно, ты правильно говоришь по-немецки, без акцента. Но твой словарный запас ограничен. У тебя родители немцы?

– Нет, я в школе изучал немецкий язык, и моя бабушка знала четыре иностранных языка, в том числе и немецкий. После этого он начал говорить по-русски, объяснив это тем, что мои ребята будут знать, о чём мы говорим.

И вдруг он резким тоном спросил:

– Зачем пришли?

– На переговоры.

– Врёшь. Вы с оружием и пьяные. Вы случайно сюда приплыли…

Я взглянул на своих солдат, они сидели с красными лицами, видно, что выпивши. Весь блиндаж наполнился винным перегаром. Пришлось сказать майору правду:

– Господин майор, нас угостил самогонкой Генрих, который сидит в лодке. Мы, действительно выпивши, и мы не знали, что вас на острове много, мы думали, что здесь человек десять дезертиров прячутся. Командир полка послал меня и этих солдат посмотреть, кто тут бегает по острову, а если удастся поймать кого-либо, то привезти назад на лодке.

Майор очень серьёзно посмотрел на меня, опустил глаза и сказал:

– Большинство наших солдат готовы сложить оружие, но есть среди нас фанатики, они убьют и вас и меня.

Затем он крикнул в сторону дверей:

– Курт, зайди сюда!

В блиндаж заглянул солдат с испуганным лицом, он видимо подумал, что тут назревает заваруха, и держал автомат наготове.

– Позови оберлейтенанта! – властным тоном произнёс майор.

Солдат исчез, и через минуту в блиндаж забежал молодой оберлейтенант, держа руку на кобуре пистолета. Он, значит, тоже был рядом, если так быстро появился.

– Где командир батальона и эсэсовец? – спросил майор оберлейтенанта.

– Они у себя в бункере, – ответил тот.

Майор стал звонить куда-то по телефону. Что там ему сказали, мы не слышали. Он схватился за голову, склонился над столом и так сидел несколько минут. Офицер и мы, волнуясь, смотрели на него.

Подняв, голову он произнёс по-немецки:

– Командир батальона и эсэсовец удрали на катере, а нас бросили…

Я перевёл ребятам эту фразу. Они обрадовались и сказали, что теперь легче будет уговорить остальных солдат сдаться. Майор пояснил свою озабоченность. Он был помощником командира батальона, а командир артиллерии ему не подчиняется, и у них теперь больше нет катера. На берег не на чем будет переправляться.

– Советские войска штурмуют центр Берлина, война скоро закончится, – сказал я, пытаясь внести ясность.

Майор оживился и спросил:

– Правда, что Гитлер убит? В чьих руках Пилау?

– Про Гитлера я не осведомлён, а Пилау заняли советские войска, сопротивляется пока только крепость. Её сейчас усиленно бомбят, – пояснил я, прислушиваясь к канонаде.

В этот момент над нами возник знакомый гул самолётов. В блиндаж вбежали два солдата, с возгласами: «Русские самолёты летят на нас». Я посоветовал помахать белой простынёй, и майор отдал солдатам аналогичный приказ. Самолёты сделали круг над островом, лётчики увидели белый флаг, и улетели. Потом Устинов мне говорил, что самолёты вызвал по рации он, опасаясь, что мы попали к немцам в плен.