Велько Ковачевич - Молодой лес

Хочешь не хочешь, пришлось подчиниться партизанам, которые настаивали, чтобы я пошел в лазарет. По требованиям партизанской медицины небольшие раны и незначительные заболевания не считаются достойными внимания.

К счастью, лазарет был переполнен, в нем не оказалось ни одного свободного места. Более чем на половине кроватей лежало по два человека. Я и не представлял себе, что при первой встрече с медициной меня удивит такое большое число раненых. Но я был даже рад, что для меня там не оказалось места.

Благодаря заботам комиссара, проводившего меня до лазарета, и Глухого, который сразу же высказался против больницы, меня принесли в дом на краю села, возле леса.

Дом этот удивил меня. Он был гораздо меньше дома Сильного, но его внутреннее убранство не уступало тому дому.

Носилки, на которых я лежал, внесли в комнату, поразившую меня своей красотой. Не верилось, что можно еще найти уголок, которого не коснулась война. Комната эта по своему убранству была так далека от войны, как я от мира. Видимо, мне выпало на долю внести сюда запах войны. Меня положили на большую, обтянутую плюшем кушетку. Я вытянулся и раскинул руки, стараясь занять как можно больше места на удобном ложе. Мой взгляд блуждал по комнате, полной ковров и занавесок, по фарфоровым вазам, картинам, по множеству статуэток. Все это было расставлено умело, со вкусом. Другие комнаты этого дома, по словам Глухого, были одна красивее другой. Дом этот принадлежал священнику.

Когда Глухой появился в комнате, одетый в новую ризу с вышитыми на ней серебряными и золотыми крестами, с серебряным кадилом в правой и церковной книгой в левой руке, я не сразу узнал его. Решил, что это каким-то образом сюда прилетел с другой стороны фронта поп, чтобы гнать безбожников из своего дома.

Пустующий поповский дом превратился в лазарет, здесь же разместился и штаб отряда. Возле меня постоянно сменялись посетителю приходили связные из разбросанных по Витуне частей, раненые, люди из окрестных сел. Все желали мне скорого выздоровления. А я ждал, когда ко мне придет Весна. Конечно, Глухой не сидит сложа руки. Наверняка даже в таком переполненном лазарете можно было найти место. Видимо, у Глухого что-то было на уме, если он так настаивал, чтобы меня положили именно здесь. Похоже, что он создавал все условия для нашей с Весной встречи. В поповский дом приходило много партизанок, и никто при появлении здесь Весны не мог в чем-либо упрекнуть ее.

Я ждал ее прихода каждую минуту, представляя себе, как она спускается с гор, подходит к дому, осматривается, чтобы выбрать момент, когда никого нет, и входит. Но это только игра воображения. Ее нет, я зову ее и, услышав шаги на пороге, думаю, что это Весна, что она услышала мой зов. Я закрываю глаза, лежу не дыша, прислушиваюсь, как она приближается, жду прикосновения ее рук.

Так я ждал изо дня в день пятнадцать суток. Рана моя осложнилась, поднялась температура. Меня бросало в жар, и тогда я чувствовал себя радостно, восторженно. Такое состояние обычно начиналось у меня после полудня и длилось несколько часов. Заканчивалось все это либо потерей способности что-либо понимать, либо прояснением.

Однажды таким утром, не знаю, на какой день, я пришел в себя. Странное было состояние — то ли сон, то ли явь. Неожиданно перед моими глазами появился какой-то светящийся шар, излучающий свет и тепло. Меня снова бросило в мутный сон, снова началось мучение. Свет все сильнее. Глаза режет. Я дергаюсь, зажмуриваюсь, но ничего не помогает. Я пытаюсь убежать от него в густую тень, но она все дальше. Дорогу мне преградил какой-то бассейн, я прыгаю в него, чтобы охладиться, но вода горячая, а солнце все припекает. Я стараюсь теперь уже, как мне кажется, совсем сознательно проснуться. Приоткрыв глаза, вижу перед собой огромные глаза. Кроме них, нет ничего: они заполнили все пространство, мешают мне уснуть. Я снова приоткрыл глаза. Передо мной все те же глаза. Женское лицо, обрамленное темными волосами. Весна! Она сидела рядом и смотрела на меня. Одна ее рука была у меня под шеей, другой она расчесывала мои волосы. Значит, я все еще сплю! Весна и раньше виделась мне каждый день, и я всегда думал, что пришла ко мне, но стоило пробудиться, как девушка исчезала, оставался лишь сон. И на этот раз я решил, что это только сон, и примирился с мыслью, что видение исчезнет. Она всегда появлялась передо мной именно такой, с такими же глазами, положив одну руку под мою голову, а другой расчесывая мне волосы.

— Сюда нельзя, командир без сознания, — слышу я голос Глухого.

— Как это? — спросил кто-то.

— Не в себе, вот как.

— Дай только взглянуть на него.

— Можно, если тифа не боишься.

— Тогда лучше зайду в другой раз.

— Как хочешь.

— А что это ты тут вывешиваешь? Что это за лозунг, парень?

— Тифозный, — ответил Глухой. — Вот, смотри: «Тиф! Вход запрещен». Помоги повесить.

— Ей-богу, не могу. Тороплюсь…

Разговор, который тупо отзывался в моей голове, помог мне уяснить, что я не сплю, что Весна действительно возле меня. Но я еще не совсем уверен в этом и потому стараюсь ничем не спугнуть видение. С изумлением смотрю я на глаза, каких еще никогда не видел. Все очарование женских очей слилось в этих больших глазах, что смотрят на меня, будят ото сна. В них отражается и мое обострившееся лицо и неподвижная фигура. Но вот глаза ее затуманились, мое отражение заколыхалось и исчезло. Это сон? Но в этот момент я почувствовал, как из этих глаз на мое лицо капнуло несколько слезинок. И вдруг все исчезло. Я больше не вижу Весну. Слезы затуманили мои глаза. Чувствую только ее руки на своей шее и щеку.

Слышу какие-то неразборчивые слова, словно их издалека приносит ветер. Снова передо мной тот зимний день, громадный зал лесопилки наполнен людьми. Все точно так, как было там, только теперь страх больше и тишина полнее. И эти страх и тишина привели в чувство. Мы ушли от всех и прижались друг к другу. Но и здесь чьи-то глаза преследуют нас. Мы что-то говорим друг другу, но я не понимаю ничего, кроме нескольких слов:

— Весна, как я рад, что все так получилось. Я верну войне свой долг. Если бы не это ранение, вряд ли я увидел бы тебя. Как я ему благодарен!

Это были первые слова, которые я запомнил.

Девушка выпрямилась, выпустила меня из объятий и начала расчесывать мои волосы двумя руками, накручивать пряди на пальцы, приглаживать их. Она, наверное, еще не понимала, в сознании я или нет. Я жадно смотрю на нее, что-то говорю, чтобы доказать, что я в полном сознании. Весна мне не отвечает, только смотрит на меня и играет прядями моих волос. А глаза у нее грустные-грустные! Я стремлюсь перебороть то бессвязное, что проникает в мою голову, оторваться от бреда и продолжить тот зимний день.