Тоне Светина - Волчата

Отец и Душко подошли к подводе, на которой сидели мать и Вука. Все с ужасом ждали, что же теперь будет.

Усташской сотней, которая преградила им путь, командовал сотник Кудела — палач, которого боялись жители всех окрестных сел. Это он приказал расстрелять крестьян на берегу речки, это он согнал жителей одного из сел в церковь, где их затем сожгли живьем.

Миле Гаич замер, прижав к себе сына. Молодой немецкий лейтенант с голубыми глазами и хитрой усмешкой на резко очерченных губах в сопровождении сотника и длинноногого переводчика-усташа неторопливо прохаживался вдоль колонны беженцев.

— Папа, — со страхом проговорил Душко, — смотри, рядом с офицерами торговец Стипе!

Ошибки быть не могло — это лицо с грубыми чертами, словно вырубленное топором, мальчик запомнил на всю жизнь.

Стипе шарил взглядом по лицам беженцев, выискивая знакомых. Заметив Миле Гаича, Душко, Лазо и еще нескольких крестьян, он зловеще ухмыльнулся:

— Господин сотник! Это как раз те, которые нам нужны! Это они тогда меня схватили и выдали партизанам!.. В их село я и хотел привести солдат, чтобы они от нас не удрали. Все они помогают партизанам. Из каждого дома кто-нибудь да ушел в лес… Надеюсь, вы с ними рассчитаетесь, как положено!

— Рассчитаемся, Стипе Баканяц! Но запомните, мы в последний раз мстим за ваш позор и неосмотрительность! Подойдите к колонне и покажите, с кем из мужиков надо разделаться.

Первым Стипе вытолкнул вперед Миле Гаича и, схватив его за руку, громко закричал:

— Где твой старик? Сперва я бы с него шкуру содрал! А ну говори, где Джуро?

— Нет его.

— Как это нет?! Может, он уже на Козаре?

— Я не знаю, где он. У него своя голова на плечах.

— Все равно я и до него доберусь! Я поклялся, что всех вас уничтожу! Всех!..

Он толкнул Гаича через дорогу к деревьям, вернулся и стал снова ходить взад-вперед, отыскивая в колонне знакомые лица.

Душко спрятался за мать, но торговец заметил его.

— Вот этот паршивец меня выдал, — сказал он сотнику. — Его дед схватил меня и отправил в отряд. Если позволите, первым делом я расправлюсь с ним! — И, повернувшись к мальчику, он закричал: — Ты меня узнал? Говори, где тот парень, что бросил в меня камень? Я ему руку отрублю…

Душко заплакал.

— Не знаю, — с трудом выдавил он из себя.

— Не хочешь его выдавать, тогда мы с тебя и начнем.

— Не трогайте ребенка! Он ни в чем не виноват! — Анна попыталась встать между усташом и мальчиком.

— Заткнись, сука, а то и тебе достанется! — рявкнул торговец и наотмашь ударил Душко по лицу с такой силой, что у мальчика изо рта потекла кровь.

Подойдя к подводе, Стипе нашел топор, крепко схватил мальчика за руку и уже замахнулся, но в него вцепилась Анна.

— Что он хочет делать? — спросил сотника немецкий офицер.

— Руку отрубить, чтобы мальчишка никогда не смог взять винтовку.

— Хальт! — выкрикнул немец. — Отпустите ребенка! Не трогайте его! У нас и без того достаточно здесь дел.

Стипе с сожалением отпустил Душко и с недовольной миной подошел к сотнику. Гитлеровский офицер через переводчика объявил беженцам:

— Сейчас вы повернете свои подводы и пойдете не к партизанам, а спуститесь в долину, где будете жить под защитой германского государства, пока мы не уничтожим всех партизан! А за то, что вы сотрудничали с бандитами, поддерживали их и хотели к ним убежать, вы будете наказаны — мы расстреляем всех мужчин, которые помогали бандитам!

Душко испуганно прижался к матери. «Отец погибнет вместо меня, потому что я сообщил тогда о торговце…» — подумал он с ужасом.

Стипе что-то шепнул усташскому сотнику, а тот — немецкому офицеру, который кивнул в ответ. Тогда торговец подошел к подводе и, подняв топор, сказал Душко:

— Слушай, ты, поганец! Раз ты меня выдал, то я убью твоего отца, чтобы ты меня запомнил… Давай, влах, крестись! Ты первым окажешься на небесах! — бросил Стипе, повернувшись к Миле Гаичу. Тот взглядом простился с родными и односельчанами и, подняв глаза к небу, увидел сквозь зеленые трепещущие ветки его бесконечную голубизну. Лучи восходящего солнца пронизывали лес теплом и светом.

Долговязый торговец, размахнувшись, ударил Миле по голове. Миле сначала рухнул на колени, а затем повалился на землю.

— Так его, как скотину!.. — произнес Баканяц, самодовольно оглядывая крестьян и солдат.

У Душко потемнело в глазах. Почувствовав в себе небывалую силу, он вырвался из рук матери, стрелой подскочил к долговязому и набросился на него. От неожиданности Баканяц упал вместе с мальчиком. Прежде чем торговец успел обернуться, он почувствовал, как острые зубы впились ему в шею. Взвыв от боли, он отшвырнул от себя мальчугана.

— Я тебя зарублю! — заревел он, схватил топор, но немецкий офицер остановил его:

— Идиот! Вы что, не поняли моего приказа? Я сказал, детей не трогать! Расстреливайте мужиков!..

У побирушки Пислина сдали нервы. Как и тогда, на празднике в новом доме Гаичей, когда Душко уколол его булавкой, он завопил, обезумев:

— Именем господа бога проклинаю всех вас! Чтоб вас извела чума и чахотка! Свиньи немецкие и усташские, выродки на земле и на небесах! Чертово отродье! Все вы попадете в ад! Будьте вы навеки прокляты!.. Самую страшную смерть призываю я на вас!..

Он вопил пронзительным голосом, словно одержимый. Гитлеровскому офицеру это показалось забавным, и он спросил:

— Что он кричит?

Переводчик перевел.

— Пусть еще покричит немного! По крайней мере мы будем знать, что о нас думает этот сумасшедший народ!

Пислин еще долго выкрикивал свои проклятия и ругательства, припомнив все, что знал. А переводчик продолжал переводить немцу. Когда Пислин замолчал, офицер приказал:

— Мужиков расстрелять, а этого — повесить!

— Но этого мало, господин лейтенант! — воскликнул Кудела. — Позвольте, мы отрежем ему язык за такие оскорбления.

Усташи схватили Пислина, заломили ему руки за спину и потащили несчастного на опушку леса. Он продолжал ругаться, пытался их укусить. Торговец повалил беднягу на траву и охотничьим ножом вырезал ему язык, потом на шею Пислину накинули петлю и повесили его на ближайшем дереве.

Мать закрыла Душко глаза, чтобы он не видел страшной картины, но мальчик слышал крик несчастного побирушки, захлебывавшегося собственной кровью. Внезапно крик оборвался.

Открыв глаза, Душко увидел, что тощее тело бедняги качается на ветке, как маятник. Мальчик не мог себе простить, что тогда так зло подшутил над ним…

Усташи выстроили мужчин в шеренгу. Раздались выстрелы. Женщины и дети отчаянно заголосили, увидев тела мужей и отцов, лежащие на лесной опушке. Эти крики слышало солнце, которое медленно вставало из-за горных хребтов…