Тоне Светина - Волчата

Напуганные смертью малышей, одни начали плакать и кричать, другие, словно птенцы со сломанными крыльями, молчали, прижавшись к стенке вагона.

— Вука, почему маленькие умерли? — спросил Душко.

— Не знаю, — тихо ответила сестра.

— Может, потому, что мы все съели и им ничего не досталось?

— Может быть, и потому… А можно умереть и от страха…

У Душко защемило сердце.

— Это мы виноваты, что они умерли.

— Нет, не мы! Солдаты сказали, что принесут еще еды! Они должны были сами разделить все, мы же еще не умеем… мы еще маленькие…

— Да, маленькие, а уже злые! Каждый думает только о себе…

От этой мысли Душко стало так стыдно, что он готов был провалиться сквозь землю. Так тоскливо сделалось на душе, что даже на сестру он не захотел смотреть. Он вдруг пожалел, что не умер вместе с отцом. Лучше бы тот проклятый торговец убил его…

Они ехали еще долго и наконец остановились в таком большом городе, какого Душко и Вука никогда в жизни не видели.

Снова открылись двери вагонов, и состав окружили солдаты. Среди них были женщины с повязкой Красного Креста на рукаве. Все смотрели на детей с любопытством, но не враждебно.

Солнце уже опустилось, было тепло, из здания вокзала доносился аппетитный запах съестного. Там, где заправлялись паровозы, брызгами разлеталась вода.

— Вы откуда, ребята? — спросил их один железнодорожник.

— Мы с Козары, — ответила Вука.

Душко почувствовал, что сестра гордится этим. То же чувство испытывал и он. Ему захотелось во весь голос закричать, что они из восставшей Козары, но он не решился.

Вскоре их разбили на пары, как в школе, и отвели в большой зал ожидания. Посередине стояли столы, на которых было много свежего душистою хлеба и кувшинов с водой. Возле столов стояли те же женщины с повязками на рукавах.

Неужели все это приготовили для них? Значит, на самом деле здесь не будет так страшно, как их пугали солдаты.

— Дети, это вам. Ешьте и пейте, сколько хотите! — объявила женщина средних лет, судя по всему, самая главная. Их подвели к столам, и каждый мог взять столько хлеба, сколько хотел, и напиться вдоволь воды.

У Душко, не успел он подойти к столу, потекли слюнки. Дома белый хлеб ели редко… а этот так вкусно пах и был мягким как пух…

Прижавшись к краю стола, Душко несколько раз протягивал руку за хлебом и ел, ел, пока живот не раздулся как барабан. Несколько кусков он спрятал в карманы.

Через полчаса они отправились дальше. Едва поезд тронулся, Душко почувствовал резкую боль в животе. И другие ребята, первыми добравшиеся до столов с едой, извивались и стонали от боли.

У Вуки ничего не болело, и у Лазо тоже. Вука обняла Душко за шею, утешая его:

— Потерпи немного, сейчас отпустит… все пройдет! Просто ты слишком много съел…

— Мы умрем? Может, нас отравили этим душистым хлебом? — спрашивал Душко сестру, глядя на нее испуганными глазами.

— Не умрете! Девочки же тоже ели, и ни у одной ничего не болит!

— Только бы нас не отравили, — хныкал Душко, пока боль не утихла и ему не полегчало.

Вскоре поезд опять остановился. Заскрежетали засовы, снаружи послышались резкие команды… и надежда на обещанную школу стала таять. Двери с треском распахнулись, и усатый усташ грубо крикнул:

— Выходите и стройтесь парами, партизанские выродки!

Местечко, где остановился поезд, называлось Яска. Дети со страхом смотрели на солдат, стоявших рядом с монахинями. Это были сестры из местного монастыря святого Винценция Павлинского — женщины с каменными лицами, ледяными глазами и холодными белыми руками, в каких-то странных одеждах и головных уборах, походивших на вывернутые крылья незнакомых птиц.

Душко крепко прижался к сестре, чтобы не потеряться в толпе. Хотя монахини молчали, он сразу почувствовал к ним ненависть, догадавшись, что отныне судьба всех детей будет зависеть от этих бледных, безжизненных существ.

Ограда из колючей проволоки и часовые похоронили всякую надежду на учебу в школе. Над входом висела табличка с надписью: «Сборный пункт для детей-беженцев».

Дети с любопытством оглядывались по сторонам. Это была конечная точка их пути.

Напрасно Душко озирался вокруг, присматриваясь, как бы сбежать, — за ними следило слишком много народу.

Их привели в унылое просторное помещение и первым делом всех наголо остригли. Потом заставили раздеться и вымыться противно пахнувшим мылом. Вместо старой одежды выдали полосатые робы, как у арестантов. Кому-то они оказались велики, кому-то — малы. Некоторые из ребят успели поменяться, остальным пришлось надеть то, что досталось.

Спали дети в больших комнатах с грязными окнами. Вдоль стен прямо на полу были устроены лежаки, покрытые соломой. Ребята лежали, тесно прижавшись друг к другу, накрывшись потрепанными солдатскими одеялами. Страх и долгий нелегкий путь так измучили детей, что они заснули как убитые.

Рано утром прозвенел звонок — это был сигнал, по которому надо было быстро встать, умыться, застлать постель и построиться на перекличку.

Детей познакомили с настоятельницей Клементиной. Их испугал ее бездушный, жесткий голос и холодный взгляд, который требовал безоговорочного повиновения.

Когда ребят построили, настоятельница Клементина вышла вперед и сказала:

— Дети! Мы спасли вас от красной заразы, освободили от этой скверны вашу душу и тело. За избавление от коммунистического ада вы должны быть благодарны нашему начальнику Павеличу и нам, благочестивым сестрам божьим. Мы будем заботиться о вас, изгоним из вас злого духа, освободим от грехов родителей и вернем в объятия господа бога, сделав из вас верных служителей Христа. Запомните раз и навсегда — здесь должно царить безусловное послушание! Только так вы сможете снискать милость божью и получить отпущение всех своих грехов. За неповиновение каждого из вас ждет наказание плетью, голодом или карцером.

Запомните: здесь приказываю я, и никто другой! Да поможет мне бог! Вот мой первый приказ: забудьте Козару и все, что там было. Все это осталось в прошлом. Никаких разговоров об этом, никаких вопросов и никаких писем.

Второе: здесь мы будем служить господу богу — работать, следить за порядком, чистотой души и тела и готовиться к вечной жизни! Кто нам будет в этом помогать, заслужит поощрение, кто попробует сопротивляться — тем хуже для него.

Когда ребята остались одни, Душко сказал Вуке:

— Мы с тобой никогда не забудем, что мы с Козары! И покорности пускай они от нас не ждут! Будем делать только то, что необходимо. Ненавижу их бога, который отдал нас им в руки! Никогда не буду ему молиться! И вообще, нам дед Джуро и Михайло говорили, что никакого бога нет! Видать, и правда его нет, а то бы он не позволил, чтобы мы так страдали!..