Дмитрий Гусаров - Партизанская музыка [авторский сборник]

К еще большему сожалению, машинописная копия оказалась уже отредактированным и литературно обработанным вариантом. Но и он дает представление, как воспринимала Анна Яковлевна все случившееся с ее младшим сыном.

«Был у меня сын Алексей, на меня похожий. До войны он окончил в Паданах 7 классов и уехал учиться в ФЗУ в г. Беломорск. Сказывали, что оттуда сын ушел в партизанский отряд. Позже выяснилось, что мой Алешенька в бригаде Ивана Антоновича Григорьева воюет с финнами. Летом 1942 года бригада ходила в поход, в тыл к финнам в Сегозерский район. Когда партизаны пришли в тыл, финны метались, как звери в клетке. И мы знали, что в районе есть партизаны. Чуяло мое сердце, что мой сын вместе с партизанами ведет неравный бой. Вдруг узнаю, что он попал в плен.

В августе 1942 года его привели в Паданы. На него было страшно смотреть: худой, как тень, черный, оборванный. Потом рассказал, что 20 дней дрались без продуктов.

Во время боя он был на самом трудном участке. Вот уж товарища-пулеметчика убили. Финны тугим кольцом окружили и кричат: „Руки вверх!“

Не сдается сын карела, расстрелял последнюю обойму. Его бы убили, если бы финский офицер не помешал. Совесть, что ли, заговорила или уважал смелых, только не разрешил убивать такого молодого. К Леше подбежали финские солдаты, когда он потерял сознание. Его даже обыскивать не стали, бросились срывать с пилотки красную звездочку.

На допросе финны при мне говорили моему сыну, что в России плохо жить, что там нет даже хлеба и русские проиграли войну. Леша по молодости своей ничего не боялся. Грубо ответил следователю, что Россия богата всем и хлеба хватит на 10 лет войны, а также и вооружения.

Я как услышала эти слова, от страха сердце так и упало, сейчас убьют его и меня. Я тогда сыну по-русски говорю, чтоб замолчал, иначе оба погибнем. А он отвечает со злостью, что ему обидно то, что он в плену и противно слышать, как финны презрительно кличут всех „рюсся“… К счастью, финны по-русски не понимали.

Сына моего куда-то увели. Но мне надо было как-то кормиться. Пришлось стирать белье „лоттам“. (Члены женской военизированной организации „Лотта Свярд“. — Прим. авт.) От „лотт“ позднее узнала, что сыну предлагали вступить в финскую армию. Он отвечал им, что против своих воевать не пойдет, пусть лучше убьют. „Лотты“ говорили мне, что Лешу не убивают только потому, что он еще молод.

Через некоторое время сына отправили в Медвежьегорск. Я дала ему кое-что с собой. Его сразу же бросили в подвал, одежду отобрали, лишь хлеб оставили. Из Медвежьегорска пленных приводили работать в Паданы, здесь они работали месяц. Однажды из окна увидела, как вели на работу сына. Я побежала к нему, успела дать чего-то покушать.

Из Медвежьегорска Леша с товарищами убежал. Это было в мае 1943 года. Всюду их искали, говорили, что убежали из лагеря 12 человек. Но я знала, что к нам в район пришли только трое.

Вскоре ко мне пришли финны, сказали, что я арестована, и увезли в деревню Топорная гора, Сегозерского района. Здесь поселили временно. Как-то ночью за мной приехала легковая машина, пришли двое финнов, приказали одеться. В машине меня стали бить, ругать. Кричат: „Ты — мать разбойника, тебя надо как муху убить“. Я сижу в машине ни жива ни мертва. Машина остановилась. Офицеры вышли и меня вывели. Смотрю и глазам не верю: лежит мой сыночек Леша, совсем как живой, лицо белое, волосы и брови черные.

У меня сердце обмерло.

Спрашивают меня — мой ли это сын? Как не признаться…

Но финны даже не пустили меня приклониться к дорогому, отлить душу еще раз, по лицу погладить. Офицеры стали на меня кричать:

— Старая ведьма, вырастила разбойника!

Тут же на дороге лежали осколки гранаты, стреляные гильзы, то тут, то там — кровь. Офицер сказал, что это дело рук моего сына.

Потом „лотты“ рассказывали мне, что он был в форме финского майора. Но ведь у финнов же все майоры пожилые, а Леша этого не смекнул, вот его и узнали.

Меня финны привезли в штаб. Всю ночь здесь держали, всю ночь допрашивали, били… Хотя я вся была в синяках, но выдержала, ничего им не сказала. После этого финны увезли меня в лагерь, в Колвясъярви Ребольского района, где я находилась до 1945 года».

Позже, когда станут доступными некоторые финские архивные документы, в «Списке задержанных русских подданных во время войны», составленном контрольным отделом Генштаба финской армии, можно будет прочесть:

«Грябина, Анна, рабочая лесобиржи, 1892 г. рожд. Задержана 26.06.43 г. по подозрению в оказании помощи бежавшим военнопленным и за подстрекательство против властей. Отправлена 28.06.43 в Колвясъярвский концлагерь».

Для меня это первый официальный документ военного времени, подтверждающий, что побег из лагеря военнопленных действительно был и что в нем участвовал Алексей Грябин, коль его мать подозревалась в оказании помощи бежавшим.

Судя по всему, оккупационные власти давно чувствовали недоверие к этой семье.

В архивах Военного Управления Восточной Карелии хранится протокол допроса Анны Яковлевны Грябиной, проведенного 28 сентября 1943 года, то есть примерно через месяц — полтора после того, как попавшего в плен сына Алексея приводили в Паданы к матери для опознания. Поводом для следствия послужило то, что у А. Я. Грябиной «отсутствует справка на проживание, хотя таковая ей была ранее выдана».

В подробном, на нескольких страницах машинописи протоколе существу дела, то есть утрате справки, отведено несколько строк, но зато следователь прапорщик Эркки Иоэнпелто в присутствии свидетеля Хилки Кийски особенно тщательно интересовался и записывал сведения о всех родственниках Анны Яковлевны — о ее отце, матери, сестре, муже сестры, о довоенной жизни и об их отношениях с Советской властью, о дочери Александре и сыновьях Николае и Алексее.

Приведем отрывки из протокола:

«Грябина Анна Яковлевна (девичья фамилия Кононен), карелка, советская гражданка деревни Паданы и значащаяся в списках населения Паданского куста в Горках, в доме № 6, рассказала о своей личности следующее:

Она родилась в июле 1892 года в Паданском кусте в деревне Терма и вышла замуж в 1917 году за рабочего Ивана Грябина и переехала жить к мужу в деревню Горки, где проживает до настоящего времени. Муж утонул на озере в 1924 году. Не училась, не умеет читать и писать, кроме как свое имя по-русски. Говорит по-фински и по-русски.

При финской власти не участвовала в общественных работах, при власти русских не была колхозницей и не участвовала в других работах из-за слабого здоровья. Ныне живет за счет небольшого своего сельского хозяйства, засеяла 20 кг ячменя, 10 кг овса и 10 кг картофеля…

Дочь Александра родилась в 1919 году. Закончила Паданскую среднюю школу. После учебы с 1934 года работает в банке в Паданах. Не знает — была ли она в комсомоле или в других организациях. Предполагает, что, возможно, была в комсомоле. С приходом финнов дочь уехала с русскими. Слышала два месяца назад от попавшего в плен младшего сына, что Александра работает на какой-то железнодорожной станции севернее Масельги в банке или в конторе. Кроме того ничего не знает о дочери.