Дмитрий Гусаров - Партизанская музыка [авторский сборник]

— А разве финны сами не писали вам об этом?

Мне оставалось лишь припомнить, кого я знакомил со статьей Аксели Оллила за эти годы, и оказалось, что очень многих. И в Петрозаводске, и в Суккозере, и в Паданах, и в Архангельске…

Бумеранг прилетел обратно.

Побегов из медвежьегорского лагеря было несколько. По крайней мере, Павел слышал о трех.

В зиму с 1942 на 1943 год бежали двое, работавших слесарями в автогараже лагеря. Одного из них звали Сергеем. Они пытались на автомашинах прорваться к своим по льду через Повенецкий залив — расстояние совсем небольшое, каких-то тридцать — сорок километров. Но финны их обнаружили, и оба погибли.

Бежала отчаянная десятка «блатных». Так звали «зеков» из лагерей на Беломорско-Балтийском канале, которые осенью 1941 года вступили добровольцами в Красную Армию. Эту десятку финны поймали и перестреляли. Их трупы привезли в лагерь и положили в ряд для обозрения и острастки.

Самым удачным был побег группы Николая Орлова (услышав фамилию, я опять возликовал и молча ждал продолжения). Было их тоже 10 человек. Они ночью перерезали двойные проволочные заграждения за лагерным туалетом и вышли на волю. Говорили, что Орлов — офицер-танкист, он работал на вещевом складе, и были разговоры, что бежавшие ушли в финской форме. Лагерное начальство объявило, что группу Орлова тоже перестреляли, в лагерь привезли даже груду одежды, якобы снятой с убитых.

Дерзким побегом группы Орлова восхищались все, и никто не верил в ее гибель, коль на этот раз трупы бежавших привезены в лагерь не были. Некоторое время нежирный и без того лагерный паек был убавлен, так как, по словам лагерного начальства, продукты забрал Орлов.

Из участников побега называли пятерых: Орлова, Сашу-татарина, работавшего на лагерной кухне, медсестру Надю Шаманину, денщика начальника лагеря и повара из зоны, где содержались «финские солдаты, отказавшиеся от фронта».

Мне впору было ликовать в третий раз, Шаманина значилась в финской анкете, но я опасался нового бумеранга и осторожничал:

— Вы фамилию Шаманиной знали и тогда, в лагере?

— Нет, пожалуй… Тогда все ее звали «партизанка Надя». Там вообще старались обходиться без фамилий.

— А Грябин был там под своей фамилией? Другой фамилией он вам не назывался?

— Так Грябина ж мы с Иваном знали по отряду… Кому другому он и мог назваться, а нам как же?

— А когда вы узнали точно фамилию Нади-партизанки?

— Так Надя ж жива. Полина Михайловна Кузьмина разыскала ее, они переписываются… Она живет в Приморском крае.

Бумеранг возвратился во второй раз, но теперь обогащенный чрезвычайно важными новостями… Я уже нисколько не сомневался, что Грябин и Миронов это конечно же одно и то же лицо, что финский документ свидетельствует о том самом, нужном мне побеге.

Жива Надежда Шаманина! Нужно как можно скорей обращаться к ней.

«24 декабря 1984 года

Здравствуйте, уважаемый Дмитрий Яковлевич! Пишет Вам письмо Шаманина (Пашкова) Надежда Евгеньевна. Ваше письмо нашло меня, хотя я теперь не Шаманина (это моя девичья фамилия), а Пашкова. Большое Вам спасибо за письмо.

Ваш роман „За чертой милосердия“ я прочла в „Роман-газете“ сразу, как номер получила. Читала и плакала, какая там правда, и еще тогда была Вам очень благодарна, что Вы восстановили тот поход с такой правдивостью. И название „роман-свидетельство“ очень подходит к тому трагическому времени.

Вы просите меня вспомнить о нашем побеге и написать Вам. Так вот, к моему стыду, я почти все забыла, ведь прошло больше 40 лет. Что помню — напишу. Но если у Вас есть возможность получить архивные данные из Комитета государственной безопасности, то там спрашивали все подробно.

Сразу нас допрашивали в Беломорске, в тюрьме. Там мы были три недели, а затем направили под Москву, а потом еще в Сибирь, в г. Киселевск. По этим данным Вы можете запросить мое дело.

Теперь пишу о себе, что помню.

27 апреля 1942 года наш отряд „Полярник“ через Онежское озеро перешел на территорию, занимаемую финнами. Утром финны нас обнаружили, и началась перестрелка. К вечеру мы отступили к Онежскому озеру. Я остановилась перевязать одного парня, и в это время меня ранили. Очнулась в финской палатке, меня перевязывали бумажными бинтами. Оказалось сквозное пулевое ранение правого легкого. Потом меня и еще двух парней повезли в финский госпиталь — место не знаю как назвать. Месяц пробыла в финском госпитале, а потом опять нас троих повезли в лагерь военнопленных в Медвежьегорск. А фамилии их я так и не вспомнила. Меня поместили в комнатку в госпитале-бараке. Там врач — наш, военнопленный — мне посоветовал тут работать медсестрой, и я согласилась.

В июле или августе привезли еще одну девушку раненую из нашей бригады, Пахневу Лидию Федоровну. Она была ранена в левую руку, и еще был перелом плечевой кости. У нее начался некроз тканей, и мы с доктором ей ампутировали руку ниже локтя. Пришлось пилить кость слесарной пилой, хорошо что доктор достал эфира, так делали под наркозом.

Доктора фамилия Раковский, он житель Петрозаводска, по-моему, Василий Никитич. Он знал о предстоящем побеге и помогал чем мог, то есть ложил в госпиталь здоровых, которые должны бежать.

Теперь о самом побеге.

Я сейчас не помню, кто из ребят попросил меня достать карту района. И я обратилась к Орлову, он еще сказал, как я смело обратилась к нему, не зная его. Тогда я ответила: „Ну, что ж, иди выдавай меня!“

В общем, я их познакомила, и они уже обходились без меня.

Организатором побега был Орлов Николай, но его настоящая фамилия не Орлов, а, кажется, Черненко Александр (это мы уже узнали во время побега), и он вроде из Днепропетровска. Кажется, был танкистом. Он и еще двое парней жили за зоной, и мне кажется, что дневального у начальника лагеря звали Алексеем, и еще за зоной жил Комлев — кажется, возил воду. Так вот, всю инициативу побега взяли в свои руки Орлов и Алексей. Они подготовили заранее продукты и оружие.

На праздник Троицын день финны праздновали и все перепились. Ребята воспользовались этим (заранее спланировали), и Алексей (если это он?) надел форму начальника лагеря — лейтенанта и взял его оружие. Форма у всех была заранее подготовлена.

Кто-то из ребят перерезал проволоку, и мы проползли под ней, а там сразу в лес. Пошли не к фронту, а наоборот — в тыл и на север. Через 9 дней у нас кончились продукты, и ребята — трое: Орлов, Алексей и еще один пошли в разведку. Сказали, чтоб мы ждали сутки, если не придут, то уходите. Через сутки они не вернулись, и мы пошли — 6 человек.

Из остальных помню только Семенова — он по национальности еврей, но внешностью не был похож. К моему стыду, даже Афанасьева (из партизан) вспомнить не могу. А вот Алексея, что дневалил у начальника лагеря, помню — это высокий парень, знаю, что он карел по национальности и говорил очень хорошо по-фински.