Дмитрий Гусаров - Партизанская музыка [авторский сборник]

Мы пошли в сторону передовой и не заметили, как ее перешли, а только увидели обрывки наших газет и банки из-под тушенки американской.

Радости нашей не было границ — мы на родине! Знали, что будет проверка, но этого не боялись: раз ни в чем не виноваты — разберутся! Самое главное, что мы уже дома!

Да, забыла, — мы попали на подвесную мину финскую, и меня ранило в левую голень и в икру, а Комлева — в руку. Пока могла идти, мы шли, а потом чувствую — полный сапог крови. Остановились, перевязали мне ногу и остались там на ночевку. Дальше ребята помогали мне идти, благо кость не задета.

Дошли мы до дороги и пошли по ней, пока не встретились с нашими солдатами. Все мы были в финской форме, и нас приняли за шпионов.

Вот и все, дальше уже пошла наша проверка, и нас разделили.

А потом, когда переводили в лагерь, нас уже было трое: я, Семенов и Комлев. А остальные трое не знаю где — они все говорили по-фински. Мне следователь сказал, что мы трое были взяты для прикрытия, а они — шпионы. Но я ни раньше, ни уже сейчас не сомневалась, что они честные советские ребята, и всю жизнь верила в это!

Вот, Дмитрий Яковлевич, я, кажется, написала все, извините, что так все нескладно. Мне сейчас пришлось пережить все заново.

Я все еще работаю, здесь, в больнице, с 1949 года. Уходить боюсь, сейчас, правда, работаю только 3 часа. Здоровье уже иногда подводит, мне уже 62 года. Муж у меня инженер-строитель, сейчас уже на пенсии. Двое детей: дочь — фармацевт, живет в Находке, сын — механик на танкере. Имею 3-х внуков. Старший внук — 18 лет — уже учится в военном училище.

Еще Вам большое спасибо за письмо. Извините, что плохо пишу. Хотела все переписать, да все равно лучше не напишу. Что не поймете, то догадаетесь.

Поздравляю Вас с Новым годом. Желаю Вам здоровья на долгие годы и больших творческих успехов в Вашем нелегком труде.

До свидания, Дмитрий Яковлевич.

С уважением Пашкова Н. Е.»

Я получил это письмо на второй день Нового 1985-го года и пережил сложные чувства.

Наконец-то отыскался живой человек, который был не свидетелем, а активным участником побега. Не беда, что письмо лишь в самых общих чертах рассказывает о событиях, пусть нет в нем даже упоминания фамилии Грябина, а назван лишь Алексей, «служивший дневальным у начальника финского лагеря», — за сорок лет могло забыться и не такое, — зато от каждой строки веет такой теплотой, совестливостью, искренностью, которые свидетельствуют, что этот человек не скажет того, чего не помнит или не знает.

Именно такой и представлялась мне партизанская медсестра Надя.

Подтвердилось очень важное. Не только сам факт побега и число участников — девять, а также некоторые фамилии — Орлов, Комлев, Семенов, Афанасьев. Даже названа Лида Пахнева, партизанка из отряда «Буревестник», участница бригадного похода. Я встречался с ней на одном из партизанских слетов и не знал тогда, что ей довелось пережить плен. Подтвердилось отделение от общей группы той тройки, которая погибла в Паданах, и даже прояснился мотив — они ушли за продуктами. Как хорошо, что Надежда Евгеньевна упомянула о проверочно-фильтровочных лагерях (ПФЛ) под Москвой и в Киселевске. Это поможет в поиске документов. Она пишет, что трое участников побега («они все говорили по-фински») были заподозрены как шпионы. Кто эти трое? Определить не трудно: Орлов, Грябин и Афанасьев погибли в Паданах, Шаманина, Семенов и Комлев были переведены под Москву… Значит, трое подозреваемых — это Каммонен, Иванов и Яковлев. Если подозрения подтвердились, то не видать мне ни документов, ни помощи со стороны органов безопасности в распутывании всей этой истории. Сам побег — из героического эпизода войны — превратится в разведывательную мистификацию со стороны финнов, даже если шестеро участников ничего не знали и трое из них честно погибли, столкнувшись лицом к лицу с врагом. Подобные мистификации уже изрядно набили оскомину в многочисленных детективных фильмах о войне.

Непростая и без того судьба моего Алексея Грябина осложнится и запутается еще больше. Сдача в плен, странная встреча с матерью, появление в родном селе в финской форме, этот нелепый псевдоним в финских документах… И без участия в шпионской мистификации хватает загадок. А тут еще — трое участников побега подозреваются в шпионаже…

Может, хватит, пора остановиться и не идти дальше за этой скользкой ниточкой? Она может завести в такое болото, что судьба Грябина, уже не по его вине, ляжет пятном на всю трагическую историю отряда «Мстители». Мало чести партизану быть даже невольным участником операции, в которую затесались шпионы — и не один, а целых три…

Алексей погиб. Погиб достойно, с оружием в руках, как последний сражающийся боец своего отряда. На этом можно поставить точку, рассказывая об отряде, который почти сорок лет числился без вести пропавшим. Останки партизан перенесены и захоронены в братской могиле в Паданах, их имена высечены на белых мраморных плитах; следопыты разыскали родственников тридцати восьми партизан из ста и продолжают свою работу — могила и наша память о них перестали быть безымянными…

Но по-прежнему горит, трепещет, мечется и тревожит нашу совесть огонь над могилой Неизвестного солдата!

И вправе ли мы отрывать судьбу девятерых участников побега от истории партизанского отряда «Мстители», коль сама война так тесно сомкнула их?

Не только потому, что трое из бежавших были партизанами из бригады И. А. Григорьева. Их судьбы как раз известны — Грябин и Афанасьев погибли в Паданах, Шаманина живет в Приморье.

Но шестеро других?! Они оставались как бы безымянными, ведь в финских списках они тоже могли числиться под псевдонимами. В отношении Орлова и Семенова Шаманина прямо указывает на это.

Троих, попавших под подозрение, она даже не помнит по фамилиям, хотя и пишет о них: «Но я ни раньше, ни уже сейчас не сомневалась, что они честные советские ребята, и всю жизнь верила в это!»

Я слишком мало знал о побеге, но мне тоже почему-то не верилось, что среди бежавших могли быть агенты финской разведки. Да еще не один, а целых трое… Шаманина пишет — «они все говорили по-фински», и это стало едва ли не основным поводом для подозрения… К сожалению, в годы войны такое случалось. Что говорить, обстановка требовала предельной бдительности и настороженности. Но, к несчастью, под подозрение иногда попадали не только военнопленные, удачно совершившие побег, но наши собственные подпольщики и разведчики, успешно выполнившие задание и благополучно вернувшиеся на свою сторону. Впервые я столкнулся с этим в 1955 году, когда в архивах наткнулся на рукопись, рассказывающую о подвиге партизана Василия Кириллова. По заданию разведорганов он перешел линию фронта и в течение восьми месяцев хитроумно скрывался в оккупированном селе Вокнаволок, вел наблюдения за коммуникациями противника и систематически передавал по рации важные сведения. Работа его была столь успешной, что когда он благополучно вернулся, то возникло подозрение о его связях с противником, и он погиб с пятном предателя. Лишь позже, благодаря хлопотам писателя Ортьё Степанова, пришла его полная реабилитация, и Яакко Ругоев, учившийся до войны с Кирилловым в одной школе, написал документальный роман о подвиге и трагедии своего друга.