Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

При этом бухгалтере председатель себя чувствовал как за каменной стеной. В бухгалтерии был полный порядок, полная ясность… Сколько комиссий, сколько контролеров ни приезжало сюда, никто не мог придраться к бухгалтерским и отчетным делам. Хозяева соседних артелей завидовали, приходили к бухгалтеру за советами, за помощью, и он с удовольствием всем им помогал.

Однако не подумайте, что между бухгалтером и председателем царила тишь и гладь. Отнюдь нет!

Бывало, они отчаянно ссорились. Перец Мазур по природе своей был человек горячий и очень вспыльчивый. Бывали такие моменты, когда председатель, разозлясь на бухгалтера, который отказывался ему подчиниться или что-то подписать, швырял на стол печать и кричал:

— Что ж, если ты, Симха Кушнир, здесь более моего хозяин, то вот тебе мои причиндалы, а там у крыльца стоит моя лошадь. Возьми садись и сам командуй хозяйством!

— Ну, это ты уже слишком, — спокойно отвечал Симха Кушнир, уловив момент, когда злость оставляла председателя и он истрачивал весь свой порох. — Мы оба отвечаем за артельное хозяйство. И обоих ждет одна и та же кара, если отклонимся от закона… — Он неторопливо достает из шкафа пожелтевшую директиву и доказывает, что Перец Мазур не прав.

Председатель теряет весь свой пыл, дар речи, разводит руками, и на мужественном, загорелом его лице появляется смущенная улыбка.

— Ах ты ж разбойник! — обнимает Кушнира Мазур. — Так ты же истый мудрец, Симха! А ведь я начисто позабыл об этой инструкции. Красиво бы я выглядел, если б не посоветовался с тобою.

— Вот видишь, начальник! Запомни: когда тебе хочется покричать на кого-нибудь, прикуси язык и подумай прежде хорошенько. Не забудь, что у меня отличная память и вообще нюх относительно всяких директив и инструкций… Не забудь, что в свою работу я вкладываю душу. А коли так, то прошу тебя — не швыряй в меня круглую печать и не предлагай мне свою лошадь. С меня хватает мороки и без тебя. Сядь в мое седло, тогда поймешь, что мне не легче, чем тебе.

То, что в бухгалтерии заведен железный порядок, где каждая копейка на учете, не так-то легко далось бухгалтеру и его помощникам. Добрый-то он добрый, и у пего отзывчивое сердце, но если со стороны своих помощников он обнаружит какую-нибудь оплошность, или неточность, или, чего доброго, злонамеренность, то готов такого человека растерзать. «Если тебе, — говорит он, — доверили люди, то будь честен, порядочен и трудись на совесть. Ты сидишь тут в тепле, а люди на винограднике, в подвалах, на поле терпят много лишений, трудятся в поте лица. У нас должен быть железный учет и порядок. Каждый человек может быть спокоен и уверен, что его труд не пропадет даром. И вообще, если тебе что-то поручено, ты это должен сделать как человек, а не как холодный портач. Совесть. Вот что главное!»

И он вправду вложил душу в работу, все свои молодые годы отдал ей. Не успел пожить как следует, не успел оглядеться, как голова поседела и спина согнулась. Весь свой век он до того был погружен в свои дела, что так и не женился, не обзавелся семьей. Остался бобылем.

Вся его маленькая квартирка завалена была книгами, но там он редко бывал. И теперь, когда стал знаменитым на всю округу финансистом, все равно днюет и ночует в бухгалтерии.

По-прежнему его единственная отрада — это книги. И еще одна слабость у него: сочинять стихи и к каждому празднику помещать их в стенгазете артели. Кроме того, как уже было сказано, все происходящие в поселке события он аккуратно заносит в свою книгу и собирает всякие сведения, все, что только узнает, об истории этого отдаленного местечка в назидание будущим потомкам.

И еще одним он увлекается — лекциями. Он любит, когда приезжает знающий человек из города или района, когда собирает людей в клубе и читает им лекцию о международном положении. Хочется знать, что происходит на свете. Симка Кушнир ждет с нетерпением, когда наступит мировая революция и на земле рассчитаются раз и навсегда с проклятым капитализмом. Он точно высчитал, что мировая революция наступит еще при его жизни и тогда будет всем несравнимо легче. Незачем тратить миллиарды на вооружение, люди будут жить спокойно и счастливо. Быстро скрутят голову всем фашистам и всякой прочей гидре. Не будет войн. Подумать только, весь мир бушует нынче и кипит, как могучий вулкан. Рабочие и крестьяне борются с эксплуатацией. В Англии и Франции бесконечные забастовки, в Греции полиция разгоняет рабочие демонстрации, неспокойно в Парагвае и Бразилии. И просто удивительно, что до сих пор не сбросили там буржуазию и не вспыхнула эта самая мировая революция. И еще более удивительно, что рабочий класс до сих пор еще не сверг фашистский строй в Италии и не убил этого маньяка Муссолини… А где были глаза рабочих и крестьян Германии, когда они допустили к власти бесноватого ефрейтора?

Бывает, что мысли так одолевают Симху Кушнира, что он ночи напролет спать не может. Иногда вскакивает с постели и садится сочинять стихи. Послать бы эти стихи, скажем, рабочим Франции, чтобы они скорее взялись за оружие и уничтожили там, у себя, капиталистов. Конечно, он, Симха Кушнир, не имеет права им указывать. Это их личное дело, но, если б они прочитали его стихи, он убежден, что сердца у них дрогнули бы и они ускорили дело.

Написав несколько строк французским рабочим, Симха Кушнир заканчивает такими строками:

Заклеив конверт, бухгалтер с большим нетерпением стал ждать прибытия почтальона Рейзл. Он вручит ей письмо, и пусть она его немедленно отправит заказной почтой. Французы бастуют, требуют повышения зарплаты, и если, думал Симха Кушнир, вовремя прибудет к пим этот боевой клич, тогда все будет в полном порядке. Письмо его может не так сильно подействовать, как именно эти стихи. Тут, решил он, написано все ясно и четко, без лишних слов. Прочитают французы этот клич и сразу начнут действовать. А это будет еще один шаг к мировой революции…

Он стоял у распахнутого окна и высматривал, не идет ли почтальон. Подумать только, когда Рейзл не нужна, опа торчит здесь целыми часами, палкой не выгонишь, а когда есть срочное дело, ее нет и нет!

Однако долго злиться на почтальона не довелось. Только взошло солнце и осветило пустые еще улочки поселка, она появилась. Неторопливо шагала Рейзл с полной сумкой через плечо и что-то жевала, — видно, не успела позавтракать.

Он обрадовался, увидев ее, стал звать, а она насмерть перепугалась, не зная, что случилось.

Бухгалтер был необычно возбужден. Волосы на голове взъерошены, рубаха расстегнута, близорукие глаза горели от нетерпения.