Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Однако Перец Мазур и Петя Гатчинский не успели дойти до противоположного конца поселка, как матери их догнали, вырвали мешочки с провизией надавали тумаков и повели домой. Там с них сняли штанишки, всыпали как положено, замерли их одежду на замок.

Трое суток беглецы сидели взаперти, обливаясь горькими слезами и проклиная в душе Рейзл, а также и себя за неосмотрительность. Но план уже был нарушен. Котовцев, видимо, из них не получится.

А их противники, мальчишки, ликовали. Подбегали к оконцам, за которыми сидели мрачные, полуголые «арестанты», и дразнили их, насмехались.

Но что можно было сделать, когда их постигла такая неудача? Не суждено, значит, стать солдатами. Григорий Котовский, видать, уже без них разгромит белых, контрреволюцию, буржуев и кулаков, а Перец Мазур и Петя Гатчинский будут сидеть дома без штанишек и рубашек и недруги будут над ними потешаться.

Лето стояло золотое и ясное. Злость нарастала. Через младшую сестренку Перец передал Пете записку, где было сказано, что в воскресенье на рассвете он должен во что бы то ни стало вырваться из неволи и быть на околице Ружицы, у моста, на берегу яра. На сей раз они уже рыбу красть не станут — будь она неладна, а заодно и языкастая Рейзл. Они пойдут налегке. Ничего, с голоду не помрут, везде найдутся добрые люди.

Сказано — сделано.

В воскресенье, ранним утром, друзья выбрались из своих домов и огородами, яром, чтобы никто не увидел, отправились в неведомую дорогу. С большими мытарствами добрались наконец в город, где стояла воинская часть Котовского.

В то самое время, когда обе мамы — Пети и Переца — обливались слезами по своим пропавшим сыновьям, голые, босые, запыленные и измученные беглецы стояли перед бравым командиром и, перебивая друг друга, не очень складно рассказывали о своей несчастной жизни… И получилось вроде того, что оба они сироты бездомные и у них одна просьба: взять их к себе. Они хотят воевать против белых банд…

Ответственных постов Пете и Перецу не доверили, но лошадей ребята довольно аккуратно пасли по ночам на привалах, купали их, кормили.

И конники полюбили этих забавных мальчишек, делились с ними куском хлеба, одели их в солдатскую одежду. Мальчики были в восторге. Кто мог теперь с ними сравниться?

Так у Котовского в корпусе началась жизнь этих двух беглецов.

С обозом оба они прошли большой путь, побывали во многих городах и селах и видели, как восторженно встречали толпы людей воинов Котовского.

Около двух лет ребята находились у Котовского, аккуратно выполняя свои обязанности. А когда кончились бои и настал мир, решено было мальчуганов отправить в детский дом. Но тут раскрылась их великая тайна — и ребят отправили по домам.

Домой пришли они в полном обмундировании, как бывалые солдаты, и люди не могли ими налюбоваться. Радостно встретили здесь так долго отсутствовавших беглецов.

И снова плакали матери. На сей раз — от радости.

С тех пор друзья никогда не расставались. После окончания школы оба уехали учиться и вернулись домой агрономами. А позже, спустя несколько лет, когда в Ружице и Лукашивке образовались артели, их избрали председателями.

Прошли годы. Перец Мазур со своей семьей жил там же, в старом доме отца, на горе над крутым яром, а Петя Гатчинский — по другую сторону яра, в Лукашивке. Как раз напротив дома своего друга детства он поставил новую хату. Узкий мостик соединил навеки оба берега, а вытоптанная тропа — два дома, два двора, которые казались одним…

На рассвете, перед восходом солнца, оба друга часто вместе спускались к потоку, к той старой дубовой кладке, которую перебросили и закрепили они когда-то над мшистыми скалами, наскоро умывались ледяной водой и зачастую присаживались там покурить, и, конечно, заводили разговор о делах своей артели…

А сегодня они спустились к потоку ни свет ни заря. Умылись, окатили себя ледяной водой, присели на дубовой кладке, закурили, и Перец Мазур сурово глянул на соседа:

— Скажи мне, Петрусь, по-хорошему: с каких это пор ты стал оккупантом-захватчиком? Откуда у тебя взялись империалистические замашки?

Тот удивленно уставился на приятеля:

— А что случилось?

— Не прикидывайся незнайкой! Забираешь у меня лучших ребят…

— Каких ребят?

— Идут слухи, что собираешься забрать у меня Шмулика, сына Сантоса…

Петро Гатчинский громко рассмеялся:

— А я уже подумал бог знает что… При чем здесь я? Все претензии адресуй к Лесе. Она у тебя забирает парня, а не я… — И, подумав немного, добавил: — Да это и не страшно, будем сватами. Готовься к свадьбе…

— Но ты нас режешь без ножа! — продолжал Мазур. — Уйдет от пас Шмулик, мы останемся без электрика, без киномеханика, без мастера на все руки…

— А я тебе, Перец, давно говорил: пора готовить новые кадры… К тому же он не уезжает за тридевять земель. Перейдет через кладку — вот вам и электрик и киномеханик!

— Нет, Петрусь, гости нам не нужны. Нам нужен свой механик! Пусть Леся переходит к нам. Ее школа ведь на нашей территории.

— Давай, Перец, не будем ссориться. Отгуляем свадьбу, потом будем вести переговоры, кто куда пойдет… Этот конфликт так просто мы не разрешим.

Том временем к потоку собрались люди с обеих сторон яра. Они прислушивались к спору двух председателей и посмеивались.

— Ну ладно, отложим разбор дела на потом, а сейчас давай решать, где справлять свадьбу: у нас или у вас?..

— Это вопрос несложный, — сказал Петро Гатчинский. — У пас в этом деле имеется большой опыт. Думаю, что начнем в Лукашивке, в саду Кузьмы, а завершим у нас — в ружицком клубе. И никто не останется внакладе…

Симха Кушнир, который пришел сюда, чтобы Мазур подписал чеки в банк, услыхав, о чем идет спор, тут же вмешался.

— Опять свадьба? — уставился он на председателя, а затем перевел вопросительный взгляд на Гатчинского. — Интересно, за чей счет будете справлять свадьбу? Две свадьбы на моей шее уже висят с осени, и я не знаю, как выкрутиться…

Перец Мазур с улыбкой взглянул на бухгалтера, подписал чеки и вернул ему книжку.

— Ай-яй-яй, Симха! Ты у пас в артели, можно сказать, министр финансов. А задаешь детские вопросы. Ничего, что-нибудь придумаешь, чтобы к нам не придирались контролеры… А чтобы на тебя не наседали, пригласи их на свадьбу… Не засиживаться же нашим девчатам и хлопцам до седины. Пусть играют свадьбы. Пусть женятся, замуж выходят…

Не успел еще Перец Мазур договорить, как откуда ни возьмись появилась Рейзл с толстой сумкой, набитой письмами и газетами. На сей раз она пришла без обычного шума, тихонько, почти на цыпочках и даже позабыла поздороваться. Глаза ее были красны: видимо, этой ночью мало спала, не иначе как читала письма, которые теперь разносит.