Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Через несколько минут они вскарабкались на вершину крутой белой скалы, покрытой густым мягким мхом. Внизу лежала Широкая панорама зеленеющих холмов и долин, раскинувшихся по ту сторону Днестра. Перед глазами во всей красе открывался широкий чарующий простор, и не хотелось думать, что где-то идет война, льется кровь, города превращаются в руины — рушится такая красивая жизнь. Всюду, где бесчинствуют фашистские изверги, где ни ступит их кровавый сапог, появляются лагерные бараки и опутывается земля колючей проволокой… Но Лесе и Шмулику не хотелось думать в эти минуты о человеческой подлости, о злодеяниях, муках и смерти. Так мало времени им сегодня отпущено! Хотелось думать о жизни, об окружающей их благодати. Хотелось верить, что счастье, несмотря ни на что, никогда не отвернется от них. Ведь оба только начинают жизнь. Неужели их счастье может так неожиданно и жестоко оборваться?

Но почему поет сердце, почему тревожно на душе и какие-то тяжелые предчувствия томят?

Шмулик почувствовал, как Леся вся вздрогнула в его объятиях; сняв с себя курточку, он набросил ее девушке на плечи и еще крепче привлек к себе. Теперь она его уже не отталкивала, а доверчиво прильнула к его плечу.

Леся еще никогда не переживала подобных минут. Годы учебы как-то быстро промелькнули. Целыми днями она была на лекциях в институте, до глубокой ночи готовилась к занятиям. Не оставалось времени ни на театр, ни на концерты, редко ходила в кино. Но писала ему часто, как бы занята ни была, и с нетерпением ждала дня, когда она сможет поехать в родное село, чтобы встретиться с любимым, которому была верна и предана всем сердцем.

И вот теперь, стоя с ним на белой скале, Леся чувствовала себя счастливой от сознания, что сохранила любовь и верность. Ведь столько парней за эти годы тянулись к ней. Иногда, быть может, наивно, но ей всегда казалось, что она пришла в этот мир именно к нему — и ей никто больше не нужен. Чувство святой верности любимому как бы придавало ей сил, которые питали светлую надежду.

Они не заметили, как небо над ними стало похожим на синий бархат, на нем сверкали крупные звезды, излучая серебряный свет.

Лунный диск медленно плыл между нахлынувшими облачками, то скрываясь, то снова отражаясь в неспокойных водах Днестра. Вокруг царила тишина, и только снизу, с родника, доносилось к ним монотонное журчание. Пряно пахло хвоей, ароматом распустившихся деревьев, влажной свежестью.

Какое счастье, что они вдвоем, а вокруг, насколько хватает глаз, ни единой души. В унисон, в четком ритме бьются их сердца. Тихо вокруг, только родник неугомонно бормочет.

Казалось, это не родник вовсе, а кто-то сидит там рядом и тихо поверяет сокровенные свои тайны. В самом деле, этот родник под призрачным сиянием молодого месяца казался живым волшебным существом.

Но еще более окутаны блаженным волшебством этой ночи были Леся и молодой Сантос.

Перед их глазами раскинулся гористый поселок с безмолвными избами, садами и огородами. Он щедро был залит холодным сиянием месяца и мерцающих звезд, которые в этом краю, казалось, светят совсем по-иному.

На улицах не горели фонари, в окнах не было света по той простой причине, что дежурный по электростанции начисто позабыл о своих обязанностях. Он был увлечен совсем иным — своей любимой, своей светлой мечтой, — до электричества ли было ему в эти минуты? Должно быть, там, возле клуба, уже собрались люди, жаждущие увидеть новый фильм, но не дождутся они сегодня ни фильма, ни механика…

Не без того, что ему здорово влетит. А Перец Мазур, большой любитель кино, обрушится на него… Но нет, не станет Мазур его ругать. Он ведь знает, что Сантоса уже ждут в части. Да и что ему упреки по сравнению с этой незабываемой ночью? По сравнению с Лесиными нежными поцелуями, лаской ее глаз, ее верной любовью? И если бы сказали ему, Сантосу, что за лишнюю минуту счастья он должен перепрыгнуть через реку, полететь на край света, разве он задумался бы? Он теперь почувствовал в себе силу богатыря, который на все способен.

Они стояли, крепко обнявшись, молчаливые и взволнованные. Леся была на целую голову ниже его и казалась в его объятиях подростком. Она смотрела на него доверчиво и нежно.

Возможно, внешне Леся и не такая уж красавица, но сейчас она была прекрасна. Так, по крайней мере, казалось Сантосу. Он почувствовал, что все больше теряет голову… Подняв Лесю на руки, он стал осыпать поцелуями ее губы, глаза, лицо, шею…

— Что ты, — испуганно промолвила Леся. — Не надо… Нехорошо так… Я не думала, что ты такой… Отпусти меня…

Она почувствовала, как у нее захватило дыхание. И, уже не думая ни о чем, опустилась на мшистое ложе скалы, хранившей еще тепло солнечных лучей.

…Леся широко раскрыла глаза и увидела над собой огромную красную звезду, висевшую низко над белой скалой. Но звезда вдруг исчезла, ее заменило счастливое лицо друга, его спутанные волосы, спадавшие на глаза. Он нежно обнял ее и снова потянулся к ее губам. Опа уже не отталкивала его. Не отдавая себе отчета, обвила руками его шею, прижала к груди и услышала, как сильно бьется его сердце.

И вот ей показалось, что все замерло, застыло вокруг в напряженном ожидании.

Одинокий сыч, который то и дело отрывисто стонал где-то в глубине леса, вдруг замолк, волшебный родник онемел. Все вокруг — небо и земля, река, лес, деревья — все, казалось, умолкло. Только трепетно стучали два сердца. Кто знает, сколько продолжалась бы эта тишина, но тут вскинулась вдруг ночная птица, зашумела, захлопала крыльями…

Леся встрепенулась, встретилась с сияющим взглядом любимого — и отвернулась.

Он взял ее руку, прижал к губам, но она выпростала свою руку и тихо произнесла, чувствуя, как лицо заливается краской:

— Умоляю тебя, не смотри теперь на меня… Не надо… Вот уже не думала, что я такая слабосильная…

— Что ты, Леся! Ты… ты чудная! Ты… Я сам не знаю, где взять слова, достойные тебя…

— Вот и помолчи, прошу тебя… Мне кажется, что теперь ты меня будешь презирать, даже ненавидеть…

Он громко рассмеялся и крепко прижал ее к себе.

— Глупенькая ты моя… Родная моя…

Он увидел на ее глазах слезы.

— Ну чего ты, Леся, милая моя?.. Скажи, что я для тебя теперь должен сделать? Ну, говори!

Она вскинула на него глаза, и едва заметная улыбка промелькнула на ее лице:

— Не смотри теперь на меня… — После долгой паузы, взглянув на звездное небо, она промолвила: — Я себе не представляла, что так будет. Боже мой, неужели ты сегодня уезжаешь? А как же я? Как жестока судьба! Я повторяю мамин удел: на следующий день после свадьбы отца забрали в солдаты, и мама осталась, как я останусь… Затем родился мой старший брат Славка. Языкастые соседки, встречая маму, говорили с ехидной улыбкой: «Муж Ксени ушел на фронт, а она привела байстрючка…», «Кузьма вернется с войны и застанет в семье прибавление…» Об этом мать мне рассказывала недавно. А зачем рассказывала — только теперь начинаю догадываться…