Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

Была глубокая ночь. Шпильке поднял полдюжины солдат, самых отъявленных головорезов, и повел их в подвал, к арестантам. На пороге остановился, приказал вывести первых попавшихся десять человек. У забора расстрелял их, надеясь, что после этого станет ему легче и он сможет уснуть. Затем отправился в гетто. В бессонные ночи он часто появлялся там, невзначай стрелял несколько раз, будил узников…

Он приказал поднять всех.

Истощенные, измученные узники стали подходить к воротам. Шпильке окинул острым взглядом собравшихся и объявил:

— Кто хочет выйти из этого земного ада на волю, пусть танцует!

Обреченные стали танцевать, а солдаты хлопали в ладоши и смеялись. Узники падали на камни, обессиленные. Комендант немного развлекся. Он даже засмеялся, но сказал, однако, что никто не заслужил у него права выйти на свободу. Плохо танцевали! Ни на что не похож этот танец! И приказал принести буханку хлеба. Раскромсав ее на несколько частей, он стал швырять в толпу. Увидев хлеб, узники бросились за ним, кричали, плакали от бессилия.

Это тоже немного отвлекло коменданта. Даже как будто успокоило…

Неожиданно он получил приказ передать свои полномочия румынским властям. Теперь они будут здесь хозяйничать, ибо этот район, примыкающий к Днестру, часть Подолии и принадлежит Транснистрии, которую Гитлер передал в ведение генерала Антонеску…

Шпильке поручено было командовать железнодорожной охраной в районе Яшполя. Конечно, новое назначение ничего приятного не сулило, если учесть, что партизаны и подпольщики не раз пускали под откос военные эшелоны.

Мрачное, полное горестных предчувствий настроение охватило лейтенанта. Ему казалось, что настали черные дни в его жизни. Сколько его знакомых офицеров уже погибло за это время в схватках с партизанами, диверсантами и разведчиками. А вдруг и его убьют?..

Но приказ надо выполнять. Со своей компанией он перебрался в какую-то глухую деревушку. Это было совсем не то, что Яшполь. Взглянув на себя в зеркало, Шпильке испугался — на человека стал не похож! Словно дистрофик… Кстати, он не забывал о плачевном для него случае с жителями Ружицы и Лукашивки. Теперь, получив новое назначение, Шпильке сокрушался, что не успел расправиться с ними, пока был комендантом. Он хорошо помнил тот день, когда с отрядом карателей приехал в Ружицу и повел на расстрел жителей поселка, а украинцы из соседней деревни помешали ему осуществить запланированную акцию. Он проявил тогда преступную трусость, совершил большую оплошность, не приказав всех их расстрелять.

Его по-прежнему мучили кошмары. Он собрался было позвать фельдшера, хотел посоветоваться, что делать. Но тут же решил, что к этому коновалу не стоит обращаться за помощью не только по той причине, что тот ничего не смыслит в медицине, но прежде всего потому, что фельдшер — мерзкий доносчик. Шпильке известно, что фельдшер — тайный агент гестапо. А с этим шутить грешно.

Вдруг он вспомнил: там, в Яшпольском гетто, среди людей, брошенных за колючую проволоку, ждет смерти опытный врач, доктор медицины, профессор. Шпильке однажды избил профессора до полусмерти. Остался ли тот жив после этого, лейтенант не знает. И как его зовут — тоже не знает… Ганс хорошо запомнил его внешность: гордая осанка, седая голова и карие глаза. До сих пор эти глаза мерещатся ему, Шпильке. Профессор смотрел на него с ненавистью, с неприкрытым презрением. Лейтенант до сих пор не понимает, почему не пристрелил его тогда. Он его избивал, а врач бросал ему в лицо: «Все равно наша Родина победит…» Ему и теперь иногда чудится, будто слышит уверенный голос седого профессора, уверенный и даже спокойный. Таким голосом владеют, наверное, очень сильные и умные люди. «Фанатик… Советский патриот, видно, коммунист!.. Как же его звали?» Вспомнил… «Сантос. Пинхас Сантос… Какие-то странные имена у этих евреев!.. Упрямый такой… Ни за что не хотел носить, как все в гетто, желтую звезду…» Шпильке за все это его, правда, тогда так проучил, что Сантос надолго запомнит! Да, но он ведь доктор медицины… Он мог бы помочь подлечиться. Придется попросить коллегу — румынского коменданта, чтобы прислал к нему на несколько часов этого профессора. Пусть еврей осмотрит его, возможно, и вылечит. А если не захочет, его можно будет заставить…

Но может ли он, Ганс Шпильке, почти чистокровный ариец, обращаться к человеку третьего сорта, да еще еврею, чтобы тот его лечил? Не будет ли это преступлением перед третьим рейхом?

Лучше сделать так, чтобы никто об этом не знал. Если кто-то из его сослуживцев донесет — Шпильке погиб. Но иного выхода у него не было. Ведь речь идет о здоровье. Пусть сам дьявол его лечит, лишь бы вылечил!

И поздно ночью, когда нестерпимо заболела голова и ему показалось, что это начало конца, он разбудил ординарца, солдата Курта Зомеркранца, и приказал ему ехать в Яшполь, к коменданту, просить его, чтобы прислал еврея из гетто по имени Сантос…

Курт Зомеркранц, длинный, худющий юнец болезненного вида, с вытянутым острым лицом, удивленно смотрел светло-голубыми глазами на изменившегося от боли лейтенанта, не понимая, зачем ему вдруг понадобился еврей по имени Сантос. Он разбудил шофера и поехал к румынскому коменданту.

Стояла глубокая ночь, когда в комнату Шпильке ввели высокого, седовласого старика в изодранной куртке и рваных башмаках, измученного и обессиленного.

Шпильке испуганно посмотрел на него — и не узнал. Будто подменили человека! Хотел было сказать ему, чтобы сел, но получилось как-то так, что профессор первый спросил:

— Чем обязан такой чести? Вы хотите облегчить мою смерть? — Он кивнул на парабеллум, лежавший на столе.

Лейтенант отодвинул пистолет в сторону, велел все-таки старику сесть. Холодно усмехнулся:

— Однако у вас, профессор, я вижу, хорошая память… Но забудем то, что произошло между нами там, в гетто…

Сантос не сел, только слегка прислонился к стене:

— Что вам нужно от меня, герр офицер?

— Я только поговорить хочу… Вам не угрожает никакая опасность.

Шпильке обратил внимание на то, что Сантос не носит желтую звезду.

— Вижу, профессор, что мой приказ вы не выполнили до сих пор… Ходите без звезды… Но теперь это уже не моя забота. Пусть румыны вас учат…

— Какая вам разница: убивать людей со звездой или без нее?

— Я запрещаю вам так разговаривать со мной, доктор! — прервал его Шпильке. — Я — солдат и выполняю то, что мне приказывают. — Прищурив глаза, он посмотрел на ярко светящуюся электролампочку в углу комнаты и в такой позе долго молчал. Затем, словно очнувшись, кивнул на маленький столик, заставленный бутылками с вином, тарелками с колбасой, сыром, хлебом. Заискивающе улыбаясь, он сказал: — Прошу прощения, что так скромно… Не думал, что ко мне придет такой знаменитый человек… Присаживайтесь, выпейте, подкрепитесь…