Григорий Полянкер - Старый Сантос и его потомки

К седому, измученному профессору обращались многие. Хотя у него еще очень болели перебитые пальцы, он все же, вернувшись сюда, понимал, что он теперь единственный врачеватель, который в силах помочь больным. И помогал по мере возможности.

Глядя на своих пациентов, Пинхас Сантос часто не мог постигнуть одной вещи: в нормальных человеческих условиях некоторые из них с подобными недугами жили бы самое короткое время, а теперь, перенося такие лишения, все же выживали, вопреки голодухе, холоду, страху и мучениям — держались за жизнь, словно клещами в нее впились. Не иначе как им помогало нервное напряжение, жгучая ненависть к врагу, желание во что бы то ни стало выжить, дожить до радостного дня Победы. Видимо, это, а также пылкое желание увидеть своих любимых, близких и придавало больным страстную жажду жизни.

Старый профессор заменял в Ружице и в Лукашивке доктора, фельдшера и акушерку… Сверх всяких сил он трудился и делал все для этих людей.

А сегодня Рейзл, как никогда ранее, обрадовала Пинхаса Сантоса. Профессор слушал ее, и ему казалось, что он сбросил добрый десяток лет, что вернулись к нему былая сила и молодость.

Вскоре начали доходить добрые вести не только от этой женщины. Об этом сразу как-то заговорили все. Фронт приближался. Оккупанты метались как в огне, чувствуя неумолимое приближение катастрофы.

Подобно тому как в начале весны начинают пробиваться сквозь ледяную и снежную толщу первые шумные потоки воды, так и сюда, в эти заброшенные подольские местечки, прорывались радостные вести с Большой земли. И люди с величайшим нетерпением ждали избавления от гитлеровцев.

В последнее время добрые новости привозил из Яшполя и староста Тарас Моргун. Его все чаще начали вызывать туда, ругали за то, что совсем перестал доставлять продукты. Угрожали жестокой расправой, тюрьмой, чем угодно, если не начнет работать по-настоящему. Что ж, мол, это за староста, если он не понимает, что армии нужны хорошие продукты питания, особенно тогда, когда солдаты истекают кровью в жестокой борьбе с наступающими войсками большевиков?

Конечно, Моргун отлично понимал, что происходит, но где взять хлеб, мясо, если хозяйство пришло в полный упадок? Втайне он предпочитал поддерживать своих земляков, чтобы те не умерли с голоду, к тому же по ночам вывозил, что только можно было, в лес партизанам, которые стали действовать более активно. Надо было обеспечить продуктами и боевые группы, на самолетах переброшенные с Большой земли в эти края.

Однажды оккупанты арестовали старосту, жестоко избили и выпустили только через неделю с твердым условием, что он сразу же начнет вывозить в Яшполь продукты.

Спустя несколько дней Моргун доложил в райцентр, что продукты были собраны и отправлены, но по дороге в Яшполь отряд партизан все захватил…

Оккупанты пригрозили расправиться с жителями Лукашивки и со старостой. Моргун понял, что настала пора спасти остаток скота, а заодно спастись и самому.

Он часто приходил к Кузьме Матяшу, к шумливому Данилу Савчуку и держал с ними совет. Вот и сегодня он отправился к ним потолковать и решить, что делать. Здесь он застал Симху Кушнира и Гедалью Сантоса, который пришел проведать внучку.

Староста был очень подавлен, и собравшиеся с недоумением смотрели на него, не понимая, чем объяснить его мрачность. Он опустился на лавку и пригорюнился, склонившись головой на ладонь.

— Что с тобой, начальник?!

Тарас покачал головой:

— Плохо мое дело. Плохо!.. Мне передали, что власти собираются расстрелять меня за саботаж… Чует сердце — близок мой конец… Скоро наши вернутся. Останусь в живых, так они меня судить будут… И так и этак пропал Моргун…

— За что тебя наши будут судить? — уставился на пего Данило Савчук.

— За что? Вы тогда выкрутились, а меня, как ты помнишь, принудили стать старостой. Наши меня не помилуют за это…

— Глупости болтаешь! — перебил его Кузьма Матяш. — Будь побольше в соседних селах таких старост, люди не знали бы столько горя… Все время ты был на глазах у пас, и мы видели, как ты помогал всем в беде… Мы все за тебя горой… Не дадим в обиду. Клянусь тебе: будем живы — всей громадой пойдем за тебя… Советская власть разберется…

— У людей хорошая память, — добавил Гедалья Сантос. — Кроме плохого, они помнят и все хорошее… Добро, сделанное тобой в Ружице в самые тяжелые дни нашего существования, мы никогда не забудем. Если бы не ты, вряд ли мы теперь сидели здесь… Дай бог, чтоб мы дожили до освобождения… Сразу пойдем просить за тебя…

Тут уж не сдержался Симха Кушнир:

— А ведь верно люди говорят!.. У тебя, Моргун, доброе сердце и благородное. Если и были в твоей жизни какие огрехи, ты их искупил тем, что помог своим людям, остался верным нашей власти… Не был предателем. Не забудь, что у меня все записано. Все! И плохое и хорошее. А на твоей совести, брат, куда больше хорошего, чем плохого…

— Спасибо вам, спасибо… — тяжело произнес Тарас Моргун. — Мне иногда очень тяжко бывает… Стыдно будет смотреть нашим освободителям в глаза, когда вернутся. Взял я на свою душу большой грех. А вы же слыхали, как я отбивался, как противился.

Несколько минут все молча дымили самокрутками, смотрели с сочувствием на удрученного соседа. Молчание нарушил Кузьма Матяш:

— На тебя, Моргун, надвигается туча. Это верно. Оккупанты могут погубить тебя ни за понюх табаку. Тебе нужно как можно скорее исчезнуть…

Позвали Ивана Полищука, Лесю, Ксеню. Надо было посоветоваться, как быть, чем помочь старосте. Это они считали своим священным долгом.

Долго думали, судили-рядили, как быть, прикидывая и так и эдак. И сошлись на том, что нужно ему уходить в лес. Туда же надо угнать оставшийся скот, вывезти хлеб и другие продукты.

Моргун слушал, что говорили люди.

Добрые слова, сказанные в его адрес, немного успокоили его. И он сказал:

— Что ж, как громада решит, так и поступлю.

На третий день он распорядился раздать людям из склада оставшиеся продукты, разрыть кагаты, где была спрятана картошка, и тоже разделить. Собрав весь скот, оставшийся запас продовольствия и взяв с собой нескольких человек, темной глухой ночью Моргун отправился в лес.

Уже светало, когда староста с помощниками пригнал уцелевшее стадо к зачарованному роднику. Тарас остановился как вкопанный. Казалось, все это он видит во сне. У родника, озаренный внезапно выплывшим белым, как снежный ломоть, месяцем, стоял, высоко подняв ветвистую голову, красавец олень и удивленно смотрел на пришедших. Увидев людей, он ничуть ни испугался. На фоне огромный белой скалы стройное животное выглядело точно из бронзы высеченным.

— Это доброе предзнаменование… — негромко произнес Гедалья, который вместе с другими соседями провожал Моргуна в лес.