Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

– Белла! – кричит Яков, и его голос дрожит от страха.

Неожиданно он оказывается рядом, садится на корточки, ощупывает ее плечи, щеки.

– Белла! Ты в порядке?

Белла слышит его, но слабо. Она кивает.

– Да, я… я в порядке, – бубнит она.

Яков помогает ей встать. Запах такой, будто что-то горит.

– Плита? – спрашивает Яков.

Слышится шипение.

– Я ее выключила.

– Давай выбираться отсюда.

Ноги Беллы шатаются, как ходули. Яков помогает ей встать и закидывает ее руку себе на плечо, почти волоча ее к лестнице в подвал.

– Ты уверена, что в порядке? Я думал… думал…

– Все хорошо, любимый. Я в порядке.

17 октября 1944 года. «[Варшава] должна исчезнуть с лица земли и служить только транспортной станцией для вермахта. Не должно остаться камня на камне. Все здания до единого разрушить до основания» (шеф СС Генрих Гиммлер на совещании офицеров СС).

Пригород Варшавы, оккупированная Германией Польша

конец сентября 1944 года

С начала августа, когда на Варшаву начали падать бомбы, прошло почти восемь недель. Когда упала первая, Мила подумывала одолжить машину, чтобы забрать Фелицию из монастыря во Влоцлавеке, но понимала, что не доберется туда. По крайней мере живой. Варшава превратилась в гигантское поле боя. Все попрятались. Окружившие город немцы сидели в бункерах, готовые атаковать, как только Армия Крайова покажет слабость. Покинуть город было невозможно. Поэтому она побежала на квартиру к Халине, в центре города на улице Ставки, где дни и ночи напролет, сбившись в кучу с сестрой и Адамом в подвале их дома, они в темноте слушали, как над ними уничтожают город.

Раз в неделю или около того друг из подполья приносил небольшой сверток с едой и новости. Все они были неутешительными: поляков превосходили числом, им не хватало оружия; в Воле убили десять тысяч жителей, в Старом городе – семь тысяч; десятки тысяч увезли в лагеря смерти; не пощадили даже больных – были убиты почти все пациенты Вольской больницы. Осада продолжалась, и Армия Крайова начала отчаиваться.

– Сталин прислал подкрепление? – спрашивал Адам каждый раз, когда ему приносили новости от подполья.

Ответ всегда был отрицательный – никаких признаков помощи от русских. Бомбежки продолжались, и постепенно когда-то процветающая столица Польши исчезала. Через неделю была разрушена треть города, потом половина, потом две трети.

Разлука с дочерью убивает Милу. Она не знает, подвергся ли Влоцлавек бомбардировкам, и не додумалась спросить, есть ли в монастыре бомбоубежище. Еды мало, аппетита еще меньше, и брюки начали спадать с талии. Она застряла. И с каждым проходящим днем – она насчитала пятьдесят два – ее отчаяние растет. Кажется, что каждые несколько минут пол ходит ходуном, когда стальные бомбы обрушиваются на землю, разрывая на куски дома, магазины, школы, церкви, мосты, машины и людей. И она ничего не может сделать, только слушать и ждать.

Тюрьма Монтелюпих, Краков, оккупированная Германией Польша

7 октября 1944 года

Халину вырывает из сна металлический щелчок ключа в замке и звук скребущей по бетонному полу решетки, когда дверь в камеру рывком открывается. Она прищуривает незаплывший глаз.

– Бжоза! – брызжет слюной Бетц. – Вставай. Быстро.

Халина медленно встает, стараясь дышать ровно, несмотря на резкую боль в спине. За четыре дня заключения ее допрашивали более десяти раз. И после каждого допроса она возвращалась в камеру с новыми синяками, каждый из которых был более фиолетовым, чем предыдущий. Она на грани. Но знает, что должна проглотить боль, унижение, кровь, капающую из носа, лба, верхней губы. Нельзя сломаться. Ей хватает ума понять, что те, кто сдался, не возвращаются. И она отказывается делать последний вдох в этой богом забытой тюрьме. Она не может позволить – и не даст – гестапо победить.

Халину задержали через несколько дней после того, как генерал Бур выбросил белый флаг, объявив, что восстание в Варшаве закончено. Войска Сталина, стоявшие недалеко от города, так и не прибыли; после шестидесяти трех дней боев Армия Крайова была вынуждена сдаться. Второго октября, впервые за много месяцев, в городе стало тихо. Когда Халина вышла на улицу, контуженная, грязная и полумертвая от голода, Варшаву, все еще охваченную огнем, было не узнать. Их дом был одним из двух уцелевших на улице Ставки. Остальные уничтожили. Некоторые снесло наполовину, и было видно квартиры, в которых унитазы, изголовья кроватей, фарфор, чайники и кушетки беспорядочно перемежались с искривленным металлом и кирпичом. Но большая часть походила на оболочки, пустые внутри, словно выпотрошенная рыба. Халина пробиралась по городу в попытках отыскать Якова и Франку – задача почти невозможная, поскольку большинство дорог стали непроходимы. Сначала она пришла к дому Франки и упала на колени, потому что дома не было. Она не нашла никаких следов Франки, ее родителей и брата. Через час, добравшись наконец до дома Якова, она обнаружила, что он тоже разрушен. И чуть не потеряла сознание, когда из-под обломков выбрался Яков, а следом за ним Белла. Они выжили. Но тоже оголодали.

К тому времени Халина почти ничего не соображала. Франка с семьей пропала. Халина знала, что не сможет покинуть Варшаву, не попытавшись отыскать их. Но им с Адамом, Яковом и Беллой самим угрожала опасность. Они были голодны и сломлены, а скоро зима. Перед восстанием работодатель Халины, герр Ден, сказал ей, что запросил перевод в Краков.

– Если вам что-нибудь понадобится, найдите меня в банке в центре города, на площади Клепарский рынок, – сказал он.

У Халины не оставалось другого выхода, кроме как обратиться к нему за помощью. Адам, конечно, возражал, сказав, что Халине небезопасно ехать в Краков одной. Но она настаивала. В Варшаве еще функционировала подпольная ячейка, и Адам был нужен им как никогда. А еще была Мила, которая впала в панику из-за невозможности добраться до Фелиции.

– Если ты останешься, то поможешь Миле добраться до Влоцлавека и сможешь продолжать поиски Франки, – сказала Халина. – Пожалуйста, со мной все будет хорошо.

Она пообещала, что сразу же вернется, с деньгами, которых хватит, чтобы пережить зиму. В конце концов Адам согласился. Тогда, отдав свое пальто еврейскому подростку в обмен на мешок картошки, чтобы остальным было что есть в ее отсутствие, Халина отправилась в Краков.

Однако на следующий же день ее хорошо продуманный план внезапно оборвался на железнодорожном вокзале Кракова, когда через несколько мгновений после выхода из поезда ее арестовали. Сотрудника гестапо, который ее арестовал, не интересовала ни ее история, ни возможность связаться с герром Деном, чтобы ее подтвердить.