Джорджия Хантер - День, когда мы были счастливы [litres]

– О, сэр, никаких неприятностей, – говорит юноша, все еще тряся руку Адди. – Я работаю в польском консульстве. Мы получили телеграмму для вас.

При слове «телеграмма» у Адди подгибаются колени. Юноша крепко сжимает его руку, чтобы не дать упасть.

– От кого телеграмма? – Адди резко становится серьезным. Он всматривается в лицо незнакомца, словно пытаясь решить загадку.

Молодой поляк объясняет, что не имеет права разглашать информацию, пока Адди не придет в посольство, которое находится в получасе ходьбы от Леме.

– Офис закрывается через десять минут, – добавляет он. – Лучше прийти…

Но не успевает он произнести «в понедельник», как Адди и след простыл.

– Спасибо! – кричит он на бегу через плечо. – Себастьян, с меня пиво!

– Иди! – отвечает Себастьян, хотя Адди уже слишком далеко, чтобы услышать.

Его макушка то исчезает, то появляется, когда он мчится между загорелыми людьми, которые неспешно прохаживаются по набережной.

Когда Адди прибегает в посольство, он весь потный до самой белой хлопковой майки. Время десять минут шестого. Дверь в здание заперта. Он стучит по дереву, пока ему наконец не открывают.

– Пожалуйста! – умоляет он, тяжело дыша, когда ему говорят, что посольство закрыто. – Мне пришла телеграмма. Это очень важно.

Сотрудник посольства смотрит на часы.

– Извините, сэр, но… – начинает он, но Адди перебивает.

– Пожалуйста, – запинается он. – Я все сделаю.

Обоим очевидно, что Адди не устроит ответ «посольство закрыто». Наконец джентльмен в дверях кивает, ослабляя галстук.

– Хорошо.

Он вздыхает и делает знак следовать за ним.

Они останавливаются у маленького кабинета, рядом с которым висит табличка «М. Сантос».

– Вы Сантос? – спрашивает Адди.

Джентльмен качает головой, и Адди следом за ним заходит в кабинет.

– Я Роберто. Сантос отвечает за входящие телеграммы. Те, что не подшиты в дела, он хранит здесь.

Роберто обходит стол.

– Присаживайтесь, – говорит он, показывая на стул.

Достает из кармана рубашки очки, надевает их и таращится на шестидюймовую стопку свеженаписанных бумаг.

Адди слишком сильно нервничает, чтобы сидеть.

– Я Адди, – говорит он. – Адди Курц.

– Напишите ваше имя. Сначала фамилию.

Роберто облизывает большой палец, подвигает очки к переносице.

Адди пишет свое имя и, прикусив язык, начинает расхаживать туда-сюда. Он сдерживается из последних сил. Наконец Роберто останавливается и достает из стопки лист.

– «Адди Курц», – читает он и поднимает голову. – Это вы?

– Да! Да!

Адди тянется за бумажником.

– Не надо удостоверения, – отмахивается Роберто. – Я вам верю.

Он смотрит на телеграмму и протягивает ее Адди через стол.

– Похоже, она пришла две недели назад, из Красного Креста.

Адди берет лист и готовится. Плохие новости пришли бы из газеты, из списка погибших, но телеграмма… Он говорит себе, что телеграмма не может оказаться плохой новостью. Сжимая тонкую бумагу обеими руками, он подносит ее к самому носу и читает.

«ДОРОГОЙ БРАТ. СЧАСТЛИВЫ НАЙТИ ТЕБЯ СПИСКЕ КРАСНОГО КРЕСТА. Я С БРАТЬЯМИ И СЕСТРАМИ В ИТАЛИИ. ЯКОВ ЖДЕТ ВИЗУ В США. СООБЩИ НОВОСТИ. ЛЮБЛЮ ГЕНЕК»

Адди смакует слова на бумаге. Письма, которые Кэролайн написала в отделения Красного Креста по всему миру. Должно быть, одно из них каким-то образом отыскало его брата. Он мотает головой, моргает и внезапно словно парит отдельно от тела. Откуда-то из-под потолка посольства он смотрит на кабинет, на Роберто, на себя, все еще с телеграммой в руках, на крошечные черные буквы на бумаге. И только звук собственного смеха возвращает его на землю.

– Сэр, окажите мне услугу, – говорит Адди, отдавая телеграмму Роберто. – Прочтите мне? Хочу убедиться, что не сплю.

Роберто читает вслух, и смех Адди замолкает, голова становится легкой. Одной рукой он опирается на стол, а другую подносит ко рту.

– Вы в порядке? – вдруг беспокоится Роберто.

– Они живы, – шепчет Адди сквозь пальцы. Слова проникают в сердце, и он резко выпрямляется, сжимая виски ладонями. – Они живы. Можно… можно мне посмотреть еще раз?

– Она ваша, – говорит Роберто, возвращая телеграмму Адди.

Адди на мгновение прижимает лист к груди и закрывает глаза. Когда он поднимает голову, в уголках глаз блестят слезы и вместе с каплями пота скатываются по щекам.

– Спасибо!

29 марта 1946 года. Группа из 250 немецких полицейских с американским оружием входит в штутгартский лагерь для перемещенных лиц, заявляя, что уполномочены американскими военными обыскать здания. Завязывается потасовка, несколько евреев получают травмы. Убит Шмуэль Данцигер из Радома. Его смерть наряду с нападением широко освещается в американской прессе. Вскоре после этого Соединенные Штаты проводят более либеральную политику по открытию своих дверей еврейским беженцам.

Северное море

13 мая 1946 года

Стоя на носу «Морского окуня», Яков поднимает свой «Роллейфлекс» и возится с диафрагмой, глядя через объектив на жену и сына. Постоянный ветер с моря, соленый и холодный, приносит дыхание весны. Белла качает Виктора на руках и улыбается, когда раздается щелчок затвора.

Утром они отплыли из Бремерхафена по реке Везер к Северному морю. К вечеру «Окунь», как его любовно называли, повернет на запад, готовясь пересечь Атлантику.

Три недели назад они получили из Генерального консульства Соединенных Штатов в Штутгарте подтверждение, что они могут проходить медицинский осмотр (беженцам в тяжелом состоянии въезд в США не разрешался), за это время их поручительство одобрят и визы будут ожидать их в Бремерхафене. Осмотр проводил доктор Баум и поставил Якову, Белле и Виктору идеальные оценки. Их сфотографировали и выдали удостоверения личности. Через две недели они попрощались со своими друзьями в Штутгарте и сели на ночной поезд. В Бремерхафене они неделю спали на полу под вывеской «Пункт сбора эмигрантов», пока «Морской окунь» не вошел в порт и им не разрешили подняться на борт.

«Окунь», старый военный транспорт на тысячу пассажиров, один из первых начал возить беженцев из Европы в Америку. Судно типа «Либерти». Поскольку у Якова и Беллы не было за душой ни гроша, «Джойнт» оплатил их билеты за сто сорок два доллара; он также выдал по пять долларов карманных денег каждому беженцу на борту. До отъезда из Штутгарта Яков с Беллой откладывали свои пайки кофе от ЮНРРА и обменяли дефицитный продукт на чистую одежду – крахмальную голубую рубашку для Якова и белую блузку с фестончатым воротничком для Беллы. И новый белый хлопковый чепчик для Виктора. Они хотели выглядеть наилучшим образом, когда дядя Фред будет приветствовать их на земле США.