Николай Колбасов - Штрафники. Люди в кирасах

Обо всем этом Пугачев узнал уже поздно вечером, после того, как довел до командиров рот задачу на следующий день, нанес на карту переданные из штаба полка уточнения и ввел в курс дела прибывшего в батальон нового начальника штаба.

За всеми хлопотами неприятности, связанные с Дудко, стерлись, потеряли остроту и важность. И Андрей решил пока отложить вопрос о замене командира восьмой роты, дать ему последний шанс. Воевал Дудко в общем-то неплохо, храбро и напористо. К тому же и менять его было не на кого.

Если б только мог предположить комбат, к чему приведет его мягкотелость, в какую беду попадет его батальон из-за Дудко! Но предвидеть наперед, особенно на войне, трудно. А то, что война не прощает даже малейшей оплошности, понимаешь, к сожалению, слишком поздно. Пока же, устроившись на разостланном полушубке в хорошо натопленной землянке, Андрей дремал под приглушенный рокот танковых двигателей.

Неподалеку, в овраге, остановились на ночевку два тяжелых КВ и четыре тридцатьчетверки.

Тщательно спланированная штабами двух фронтов и утвержденная Ставкой операция «Искра» осуществлялась трудно. За четыре дня кровопролитных боев наступавшие на левом фланге 67-й армии 86-я стрелковая дивизия и 34-я лыжно-стрелковая бригада вместо намеченного по плану полного блокирования и уничтожения вражеского гарнизона Шлиссельбурга смогли лишь пробиться к железнодорожному полотну с юго-западной окраины города.

На правом фланге, в районе Невского пятачка, истекала кровью 45-я гвардейская дивизия генерала Краснова, сумевшая лишь немного расширить плацдарм.

Обойдя с юга сильно укрепленный немцами Второй городок, 123-я стрелковая дивизия вынуждена была перейти к обороне. Застопорилось наступление и у Рабочего поселка № 3. И только 136-я стрелковая дивизия генерала Симоняка, продвигавшаяся в центре боевых порядков армии, смогла врезаться в оборону противника клином глубиной пять километров. Передовые позиции наступавшего в первом эшелоне 269-го полка располагались 16 января уже в трех километрах от Рабочего поселка № 5. Примерно на такое расстояние с восточной стороны к поселку приблизились подразделения 18-й стрелковой дивизии Волховского фронта.

Каких-то шесть километров отделяло теперь воинов-ленинградцев от Большой земли, но они казались непреодолимыми. Гитлеровское командование бросало в этот узкий коридор все новые и новые войска, усиливая их мощными огневыми средствами.

Семнадцатого января после артиллерийской подготовки и авиационно-бомбового удара по позициям вражеских войск части 136-й дивизии смогли продвинуться вперед еще на полтора — два километра. К исходу дня батальон Пугачева ворвался во вражескую траншею, протянувшуюся всего в километре с небольшим от Рабочего поселка № 5, где по плану операции должны были соединиться части Ленинградского и Волховского фронтов.

Впереди и слева — усыпанное снежными кочками, незамерзающее зимой болото, тянущееся вплоть до возвышающейся над местностью насыпи узкоколейки. Справа — перепаханное снарядами и бомбами поле, за которым начинался молодой подлесок. За ним — та же насыпь узкоколейки, где закрепились немцы. И поле, и болото, и заброшенные огороды на левом фланге роты — все это простреливается с насыпи из всех видов оружия.

Обновившиеся за эти дни на три четверти роты батальона остановились в том порядке, в каком наступали: восьмая и девятая — в оставленной противником траншее. Седьмая, продвигавшаяся на правом фланге, спешно окапывалась на истерзанном воронками поле. В ней находился и комбат, заменивший в последней атаке смертельно раненного лейтенанта Абрамова. Эта атака и последовавшие за ней две отчаянные попытки немцев вернуть свои позиции, казалось, выжали последние силы и из наступавших, и из оборонявшихся. Поэтому переданный через связного приказ Пугачева — закрепиться на занятом рубеже — откровенно обрадовал Колобова. Люди окончательно вымотались. Многие не спали уже две-три ночи, а место для передышки удачное — есть землянки для отдыха. Значит, можно будет по очереди обсушиться и обогреться. День близится к концу и немцы тоже не железные, вряд ли полезут на них в темноте.

И вот когда Николай приказал командирам взводов наскоро подправить на всякий случай траншею и организовать посменный отдых бойцов, лейтенант Дудко поднял свою восьмую в несанкционированную атаку. Со слов уцелевших он крепко приложился перед этим к фляжке и что-то кричал об обещанных командованием фронта наградах тем, кто первыми соединится с частями Волховского фронта.

Самое удивительное, что противник не открыл огня по атакующим. Потрясенный Колобов на какой-то миг тоже поверил, что немцы, наконец, не выдержали напряжения четырехдневных боев и очистили оставшийся коридор между двумя сближающимися фронтами.

Дудко впереди роты потрясал автоматом над головой. За ним с дружным «ура» бежали его бойцы.

— Что он делает, идиот? Сам в капкан лезет. Надо вернуть роту! — услышал Николай задыхающийся от волнения голос своего замполита и мгновенно отрезвел от минутной надежды на благополучный исход происходящего.

Но кто может вернуть, кроме самого командира, бросившихся вперед по его приказу бойцов? Видит ли все это Пугачев? Наверное, да — поле хорошо просматривается с места, где сейчас находится комбат. И все равно нужно немедленно послать к нему связного, срочно подготовиться к возможной контратаке противника.

Связной Колобова побежал к позициям седьмой роты. Дудко тем временем беспрепятственно миновал поле и углубился в граничащий с ним подлесок. Он все так же бежал впереди, увлекая за собой роту.

— Вперед! Волховчане рядом. Ура-а!

Впереди за мелколесьем смутно обозначились силуэты танков, и Дудко, уверенный в своей удачливости, закричал:

— Наши! Волховчане!! За мной!!!

Кто-то из взводных командиров попытался остановить его, но он, ничего не слыша, оттолкнул схватившего его за рукав полушубка и снова закричал:

— Вперед!..

А немецкие танки уже на полной скорости, не открывая огня, надвигались на роту, подминая гусеницами сосновый подлесок. За ними бежали три цепи автоматчиков. Сблизившись метров на двести, танки открыли огонь. Первыми, может быть, даже от одной пулеметной очереди, упали на землю бежавшие впереди роты Дудко и все три взводных командира.

Все, что произошло после этого, Колобову запомнилось как дурной сон. В бессильной ярости и отчаянии сжимая в руках поднесенный к глазам бинокль, он видел, как заметались под уничтожающим огнем бойцы восьмой роты. Что они могли сделать на открытом пространстве со своими автоматами против танков? И не нашлось никого, кто принял бы в этот момент на себя командование попавшим в беду подразделением. Только что сплоченный единым порывом воинский коллектив распался на отдельных, думающих лишь о собственном спасении, поддавшихся панике людей. Бойцы кинулись назад, подгоняемые пулеметными очередями, выстрелами танковых пушек и лязгом настигающих гусениц.