Владимир Макеев - Кому светят звезды

Командир и комиссар отряда, Петр и его друг Костя шагнули в сугроб первыми. Вытянувшаяся за ними в неровный прямоугольник колонна будто затанцевала какой-то невиданный танец.

Идущие первыми ступали, оставляя следы. Все больше тяжелели усталые ноги. Ослабевшие люди падали, отдыхали, лежа жадно хватали разгоряченными губами снежные хлопья, с трудом поднимались и снова шли по сугробам.

Вологдина вернулась к лошадям.

— Только не лягайся, — попросила она пегую кобылку с ввалившимися боками.

Кляча стояла тихо, покорно. Катя осмелела, отбросила белые комья от лошадиных ног, взялась за уздечку и потянула ее. Лошадь мотала головой, словно хотела сказать, что не может идти, ей не сдвинуть с места тяжелый воз. Вологдина беспомощно развела руками и стала ждать возвращения кого-нибудь из ушедших вперед.

Все время, пока утрамбовывали снег, Петр думал о Кате, мысленно представляя ее усталое лицо, глаза, улыбку. Он знал, что пользуется вниманием девчат. Впервые в жизни женщина глядела на него равнодушно. Никаких намеков не хочет понимать. И как же она хороша! Ни фуфайка, ни солдатская шапка, ни большие валенки не портят ее.

Тем временем удалось выбраться на косогор.

Оборя вернулся к обозу, взял из рук Кати поводья и, понукая лошадь, стронул сани с места. Заскрипел, застонал снег под полозьями. Следом потянулись другие повозки.

Позади осталась заснеженная ложбина. Въехали в густой хвойный лес. Мерзлые ветви деревьев преграждали дорогу, распрямившись, больно хлестали лошадей, доставалось и возницам. Вологдина шла за возом, осторожно отводя ветки рукой. Запнувшись за прикрытый снегом корень, на миг расслабилась, и тут же распрямившаяся упругая ветка стеганула по щеке. Катя сняла рукавицу, набрала пригоршню снега и приложила к горящему лицу.

— Привал! — разнеслась по цепочке долгожданная команда.

Сани остановились. Партизаны рубили еловые ветви и складывали их на снег. Под высокими соснами и елями затемнели зеленые хвойные постели. С огромной охапкой веток в руках Петр подошел к Вологдиной и, глядя на нее, остановился, не выпуская ношу из рук.

— Как же тебя угораздило, Катерина? — спросил он, глядя на кровоточащую щеку.

Катя промолчала.

— Останется шрам, никто замуж не возьмет!

— Это не твоя забота, — сердито оборвала радистка, снова прикладывая снег к ранке.

— Не серчай, — попросил Петр, укладывая для нее на снегу еловые ветки, — добра тебе желаю. Не пойму толком, замужем ты или нет, другая давно бы на мое ухаживание внимание обратила.

«Пусть мелет, что хочет. Не стану ему отвечать», — решила Катя.

Она легла на подстилку и уткнулась горящей щекой в снег. Сразу немного полегчало, удалось уснуть.

Проснулась Катя от холода. Мороз пробрался через стеганую куртку и брюки, сковал тело. Катя приподнялась на локтях, осмотрелась. Петр спал, похрапывая, в метре от нее. Вологдина одернула стеганку, закрыла глаза и снова попыталась уснуть, но сон больше не шел. Она встала и, чтобы согреться, начала делать зарядку. Под ногами затрещали сучья.

— Что случилось? — вскочил на ноги встревоженный Оборя.

— Ничего, замерзла я, спи.

— Как щека?

— Ничего. Больше не ноет. А глянуть на ранку — зеркала нет.

— Давай я посмотрю, зеркалом буду.

— Только правду говори, зеркало, — усмехнулась Катя.

— До свадьбы заживет, — сказал Оборя, тяжело вздыхая и не спуская с Кати широко раскрытых глаз. — Я бы сам на тебе женился.

«Чего он заладил одно и то же. Не свататься ли собрался?» — подумала Катя, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Она не успела ответить, как подошел комиссар отряда.

— Никогда в жизни не думал, что так вот придется прокладывать дорогу лошадям, — сказал он. — Как отдохнули?

— Нормально, — одновременно ответили Катя и Петр.

Николай Петрович улыбнулся. Почти все, кого он спрашивал о самочувствии, отвечали так же: «Нормально!» Как будто не было трудного пути через леса и кручи, через заснеженные лощины и топкие, не везде застывшие болота. А впереди опасный путь к линии фронта.

Через два дня, когда уже был слышен гул канонады, пришел черед действовать Кате. Развернув рацию, она связалась с Центром. Вскоре обоз встретили красноармейцы и провели его вместе с небольшой группой партизан через передний край. Продовольствие затем было доставлено в блокированный Ленинград.

В оккупированных врагом районах из уст в уста передавалась весть о том, что из партизанского края в город Ленина было доставлено продовольствие и тринадцать тетрадей, в которых под письмом Центральному Комитету ленинской партии и Советскому правительству подписались тысячи партизан и колхозников. Они поклялись громить захватчиков до полного изгнания их с советской земли.

В этом коллективном письме были такие слова: «Кровавые фашисты хотели сломить наш дух, нашу волю. Они забыли, что имеют дело с русским народом, который никогда не стоял и не будет стоять на коленях».

Возвратившиеся из Ленинграда партизаны привезли ответ трудящихся города народным мстителям. Катя хорошо запомнила стихотворные строки из него:

У каждого самолета своя судьба. Есть машины, которые служат долго, налетывают много часов, фюзеляжи их украшают звездочками по числу одержанных побед. Другие, не набрав и крох летной жизни, погибают в первых боях. Судьба самолета в значительной мере — в руках летчика и техника. Выше мастерство пилота и авиатехника — дольше у машины век. Считают также, что в небе самолет опирается не только на подъемную силу крыла, но и на силу духа тех, кто готовил железную птицу к полету.

Все это инженер-капитан Зелесный прекрасно понимал еще с училища и был особо расположен к первым хозяевам «илов», выделяя из всего технического состава тех, за кем непосредственно закреплены грозные машины. Знал о такой симпатии своего начальника и техник Георгий Иванидзе. Закрыв чехлами самолет, он подошел к Залесному. Инженер эскадрильи в это время распекал дежурившего по стоянке мастера по приборам младшего сержанта Сыщикова, который сбросил бомбы со штурмовика прямо на землю, и в сердцах обещал, что сделает его вечным дежурным по стоянке.

— Ветрянки у взрывателей на одной бомбе погнулись, — сознался мастер по приборам. — Электросбрасыватели проверять стал, не посмотрел, что бомбы подвешены.

— Думать надо, — прорабатывал Сыщикова Залесный, которого самого порядочно взгрел командир эскадрильи. — А если бы другие взрыватели стояли?.. Что тогда?.. — Помолчав, добавил: — Опять же вылет задержали!