Владимир Макеев - Кому светят звезды

— Отдайте меня под суд или отдайте в пехоту, — не выдержав разноса, заявил Сыщиков.

Залесный внимательно посмотрел на прибориста. Строг был инженер эскадрильи, но в обиду никого не давал. Со всеми считался, всем помогал, советовал, сам больше других работал — беспокойный человек на беспокойной должности. Он и командиру пытался доказать, что Сыщиков специалист молодой, неопытный. Бывает, раз в сто лет и палка стреляет. Ошибся, сбросил бомбы. Еще хорошо, капитан Вологдин поддержал инженера, дескать, отчислим Сыщикова — его дальше передовой не пошлют, а он и так на фронте.

— Товарищ капитан! Дело есть, — обратился Гога Иванидзе к Залесному и, вытянув руки по швам, стал не мигая смотреть на инженера — «есть глазами» начальство.

— Что-то раньше такого рвения к строевой подготовке не замечал. Видишь, занят же! — сердито сказал инженер.

— Понимаю, но у меня дело важное, — выпалил Гога без смущения.

— Чего еще? Ведь видишь, что прибориста отчитываю. Решил сбить с меня пар?

— Так Сыщика уже вторые сутки прорабатывают.

— Правильно делают. А если бы подорвал самолет?

— Да я, товарищ капитан, насчет вот его, Сыщика, и пришел.

— Не Сыщика, а младшего сержанта Сыщикова. На адвоката после войны решил учиться? Практику приобретаешь? Ну выкладывай, что у тебя?

— Его я защищать не собираюсь. Начальство критиковать хочу! — хмуря брови, сказал Иванидзе.

— Еще один критикан на мою голову свалился, — усмехнулся заметно остывший Залесный. — С кого начинать будем?

— Сыщика сначала отпустите, — хитровато прищурился сержант.

— Ну что ж, Сыщиков, идите. Слушаю вас…

«Вот это фокус, — удивленно подумал, уходя, приборист. — Иванидзе пришел заступаться. А сам недавно посмешище из меня сделал».

Не любил приборист чистить ботинки. У него они то грязной коркой покрывались, то каши просили. А тут как-то утром встал Сыщиков, видит, один ботинок блестит как зеркало, другой грязный. «Кто обувку подменил?» — спросил Сыщиков. В ответ раздался дружный хохот собранных Гогой друзей. Оказалось, он так начистил один ботинок, что его не узнал даже сам хозяин.

— Вот мы, товарищ инженер-капитан, готовим «илы» к полетам, — продолжил Иванидзе, когда приборист отошел, — заправляем горючим, снаряжаем пушки и пулеметы, подвешиваем бомбы, проверяем приборы — все делаем, чтобы боевой успех обеспечить. Понятно я говорю, товарищ инженер-капитан?

— Разве я не знаю, чем технический состав занимается?

— Знаете. А вот о том, какой урон наносим фашистам, мы часто понятия не имеем. Из рассказов летчиков узнаем о результатах штурмовок, и то не всегда. Еще по-разному говорят. Младший лейтенант Киселев может присочинить, что самого Геринга в землю вогнал. Капитан Вологдин — тот больше отмалчивается. Видел бы Сыщик, простите, Сыщиков, результаты наших трудов — иначе бы к делу относился.

— Спасибо, Иванидзе. Мысль толковая. Доложу о разговоре начальству. Думаю, и майор Гусев, и парторг эскадрильи поддержат. Сделаем стенды с фотографиями.

На следующий вечер в землянку-клуб Залесный и Вологдин пришли вместе. Стенд уже заканчивали, около него, разглядывая фотоснимки и подписи к ним, толпились техники, механики, мотористы. Результаты ударов по вражеским войскам были впечатляющими: искореженные взрывами бомб автомашины и танки, разбитые реактивными снарядами орудия, горящие бронетранспортеры и вагоны, разрушенные блиндажи.

— Узнаете богатырских птичек по почерку? — обратился старший лейтенант Калашников к товарищам. — В народе говорят: «Сто лет глядел бы на дело рук своих». Видите, нацеленная на Ленинград, на нас с вами техника уничтожена до вступления в бой…

Донесшийся в землянку сигнал тревоги прервал беседу.

— Все на аэродром и в укрытия! — распорядился парторг Калашников.

Надрываясь, гудели моторы пикировщиков. Летчики и техники, изредка выглядывая из выкопанных поблизости укрытий — узких зигзагообразных земляных щелей, радовались тому, что бомбы взрываются далеко от штурмовиков, защищенных земляными стенами капониров. Но вдруг с неба посыпались зажигалки. Огонь растекался по земле, слепил привыкшие к темноте глаза.

Одна из бомб попала в бензозаправщик, стоявший неподалеку от самолета Вологдина. По бензоцистерне автомобиля поползло белесое пламя. Минута-другая — и мог грянуть взрыв, который грозил гибелью самолету. Первым это понял Иван Залесный. Выскочив из траншеи, капитан бросился к автомашине.

— Куда? Рванет! — кричали вслед бегущему.

Инженер прыгнул на подножку машины, рывком открыл дверцу кабины. Радостно екнуло сердце, когда увидел торчащий на месте ключ зажигания. Взревел мотор, и горящий бензозаправщик факелом понесся в сторону от капониров. Чуть погодя вдали грохнул взрыв. «Что с Залесным? — думал Вологдин. — Неужели…»

Отбушевала огненная пурга, ушли «юнкерсы». Вологдин подбежал к своему штурмовику. Следом в канонир вошел улыбающийся инженер. Тронув пуговицу на комбинезоне Вологдина, сказал:

— С тебя причитается, Михайло. Не отгони я цистерну, остался бы ты безлошадным.

— За мной не постоит, — обнял товарища Вологдин.

— А если серьезно, едва не осталась моя Наташка вдовой. Хорошо, канава рядом оказалась. Я из кабины прямо в нее. Оглушило… А бензозаправщик жаль, совсем новая машина.

Он был неподражаем, этот Залесный. Случайно уцелев, он жалел чуть не погубивший его бензозаправщик. А Михаил знал, что жену инженера Наталью отправили на Большую землю беременной.

Вот такой он, инженер эскадрильи Залесный. Был на волоске от гибели, а уже думает совсем о другом. Не о нынешнем — о завтрашнем дне.

— Ты, Иван, машину водишь лучше заправского шофера.

— У меня от волнения живот подвело, — хохотнул Залесный. — Хорошо, что ужин предстоит. Айда в столовую.

— Пошли, — согласился Вологдин.

После ужина наступил тот неопределенный час, о котором говорят: спать еще рано, работать у самолетов уже поздно. В такое время авиаторы, случалось, собирались побалагурить в одной из землянок. В этот раз в центре внимания оказался неунывающий инженер эскадрильи.

— Так вот, — рассказывал, хитровато прищурясь, Залесный, — в конце прошлого века, когда вас, орлята, и в помине не было, в России возник проект строительства кораблей для Черного моря. В парламенте в ту пору владычицы морей Великобритании забеспокоились в связи со слухами о том, что в России заложено пятнадцать новейших броненосцев. Запрос царю пишут, протестуют супротив двенадцати «апостолов» и трех «святителей».

Дело тонкое, дипломатия, это вам, соколята, не на занятиях по матчасти дремать, отвечать надобно. И был дан ответ. Так, мол, и так, успокойтесь, любезные сэры, на Черном море заложено всего два корабля: «Двенадцать апостолов» и «Три святителя!»