Владимир Макеев - Кому светят звезды

То, что вчера казалось невозможным даже в мечтах, сегодня произошло наяву, и они верили и не верили внезапно нахлынувшему счастью.

Рано поднимается партизанский лагерь. Чуть свет Вологдин уже был у командира отряда.

— Прошу сообщить моему командованию, что нахожусь у вас. Пусть пришлют за мной самолет, — сказал Михаил, едва переступив порог.

Ночью У-2, доставивший партизанам боеприпасы, увозил Вологдина из отряда.

— Береги себя, Мишенька, — без конца повторяла Катя.

— У меня самолет с сильным мотором, а машины с сильными моторами отлично летают, — ответил Вологдин расстроенной Кате.

Трудно было расставаться любящим людям, побыв вместе лишь короткие, как миг, сутки. Хотелось на прощание сказать друг другу очень многое, но куда-то пропали слова. Михаил говорил жене успокаивающие простые слова. Может быть, они и были в ту минуту для нее самыми главными?

— Товарищ капитан, пора! — позвал Вологдина прилетевший в отряд летчик.

Жестокие, не утихающие бои шли на всех фронтах от Баренцева моря до Черного, и надо было лететь в притихшее на ночь небо.

Утром Вологдин доложил командиру эскадрильи о прибытии, рассказал о партизанском отряде, о неожиданной встрече с женой.

— Словом, крупно повезло, — закончил он.

— Считайте, что вам дважды повезло, — загадочно заметил майор Гусев.

— Не понял вас, товарищ комэск.

— За сбитого фашистского аса вас представим к ордену.

— Так я его секрет разгадал: с ним в кабине псина летала, — перебил комэска Михаил.

— Принимайте новый «ил», — продолжал майор. — Только что две машины к нам пригнали.

На аэродроме, где стояли «илы», механик Иванидзе, увидев живого и невредимого Вологдина, запрыгал на одной ноге от радости, хотя при командире ему, сержанту, делать это было не положено.

— Сцены из балета «Возвращение безлошадного пилота»? — усмехнулся капитан.

— Почему безлошадного? — наигранно возмутился Гога. — Другую машину дают. Новые пригнали с завода. А главное — командира живого вижу. На Кавказе такую радость обязательно бы отметили. Как говорит мой дедушка: «Любовь приходит и уходит, а выпить хочется всегда!»

Вологдин рассмеялся. Он хорошо знал, что спиртного Гога в рот не брал, даже положенные фронтовые сто граммов отдавал другим…

Вместе с прохладным августом пришли на Балтику седые туманы. Пройдет одна полоса, а за ней накатывается другая, еще гуще. Нет тумана — взлетай и садись. Только редки просветы в белесом пологе, взлететь — взлетишь, а как садиться?

Вот в белесой тьме высветлилось окошечко голубого неба. Будто стерегли этот желанный просвет в штабе, чтобы приказать Вологдину и Киселеву: «Паре взлет. Цель — транспорт. Координаты…»

Летчики схватили шлемофоны, планшеты и поспешили к стоянке. Из-за возвышавшихся над полем аэродромных построек и деревьев не было видно самолетов, но слышалось их могучее дыхание — явственно доносился рокот прогреваемых моторов. «Молодцы техники, славно сработали», — одобрительно подумал Михаил. На бегу крикнул инженер-капитану Залесному: «Молоток, Иван!» — и, не дослушав доклада механика самолета Иванидзе — без того было ясно, что самолет к вылету готов, — быстро забрался в кабину.

Вологдин порулил к старту, показав Киселеву рукой — вперед, поторопись. Но ведомый не закрывал фонарь кабины «ила». Михаил остановил машину. К сиденью кабины ведомого наклонился техник. Вместе с летчиком они над чем-то колдовали, что-то задерживало вылет. Но что, издали не разберешь.

У Киселева не застегивался замок парашютных лямок. На земле, когда техник помогал закрепить парашют, он застегнулся, но при рулежке «ил» подбросило на какой-то колдобине и лямки разлетелись в стороны: теперь ни сам Киселев, ни прибежавший ему на помощь техник не могли справиться с проклятым замком.

Проходили драгоценные минуты. «Сменить парашют, — размышлял лейтенант, — далеко бежать технику за другим. Лететь так? Но это все равно что без парашюта. И не положено, и рискованно. Что же мне предпринять?»

— Вы что, уснули, Киселев? — услышал он в наушниках сердитый голос капитана.

Вологдин не хотел обидеть летчика. Он просто выразил этими словами свое нетерпение. В сердцах он мог бы сказать их любому пилоту. По-своему воспринял это Киселев. Над его пристрастием поспать подшучивала вся эскадрилья. Теперь, услышав в наушниках командирский окрик, Киселев со злостью захлопнул фонарь кабины и ответил, что готов к вылету.

По небу штурмовики шли хитро, едва не касаясь стабилизаторами нижней кромки облаков, — так надежнее, не нападут внезапно сверху истребители. Серая пелена облачности закрывала залив от наблюдения. Лишь кое-где в небольших «окнах» просматривалась вода…

Вот он, нужный им квадрат, один из сотен, на которые разделен на оперативных картах Финский залив. «Данные разведки далеко не идеальны», — отметил про себя Михаил, не обнаружив в расчетном месте транспорт.

Стрелка бензиномера неумолимо двигалась к середине шкалы, бесстрастно показывая, что горючего осталось не так много и скоро надо ложиться на обратный курс. «Еще пять минут, — решил Михаил, — и возвращаюсь». Он, не отрываясь, будто не было в кабине других приборов, смотрел на авиационные часы. Торопливо бежали, гонясь друг за другом, стрелки, а перестук маятника, которого не должно было быть слышно из-за гула мотора, казалось, заглушал остальные звуки.

— Товарищ капитан, слева шестьдесят градусов, вижу судно! — услышал Вологдин доклад Киселева.

«Как же я не заметил?» — сокрушенно подумал Михаил и скомандовал ведомому:

— Молодец, Киселев! Атакуем оба!

«Илы» пошли на сближение с фашистским транспортом.

По сигналу «Атака» они разошлись и с разных направлений ударили почти одновременно. Сбросив бомбы с короткой дистанции, Михаил вывел штурмовик из пикирования. Чуть позже то же сделал и Киселев. Действовал он отлично, а значит, отметил Вологдин, мыслил тактически грамотно.

Бомбы, пробив палубу, взорвались в машинном отделении транспорта. Уходя от места боя, летчики видели, что окутанное паром судно погружалось в воду, высоко задрав облезлый нос. От бушевавшего на нем пожара плотнее стала дымка над волнами.

Когда они свернули к берегу, над землей сгустился туман. Аэродром был плохо виден. Стрелка бензиномера клонилась к нулю, и казалось, чем меньше оставалось в баках горючего, тем стремительнее приближалась она к роковому делению. Кружить в воздухе возле аэродрома, ждать, когда случайный порыв ветра разрядит завесу тумана, было невозможно.

Переживал Вологдин не за себя — за Киселева. У того — ни одной посадки в подобных условиях. Хотя смелости и самообладания у лейтенанта с избытком. Хватит ли мастерства? А может, лучше пожертвовать машиной? Придется выяснять точку зрения ведомого на этот счет. Несколько минут у них в запасе есть.