Владимир Макеев - Кому светят звезды

«Илы» уходили к своему аэродрому, землю за ними еще рвали взрывы.

В авиации говорят: «Разбор полетов — форма учебы». На нем Гусев отметил удачные действия экипажей. Довольно потирая руки, подытожил:

— Вы знаете, в налете на железнодорожную станцию участвовало двенадцать машин. Фашисты же вопили по радио, что их атакует полк штурмовиков, просили прислать побольше истребителей. Славно поработали, показали, что смелым многое по плечу. Командир полка объявил благодарность всему личному составу.

Переменчива ленинградская погода. Накануне аэродром заливали лучи ласкового солнышка, а нынче дождь словно стер границы между землей и небом. Но авиаторы знали, что как раз в плохую погоду чаще всего совершали переходы вражеские суда, а следовательно, разведку над морем необходимо вести и тогда, когда, как заметил Залесный, могут летать «лишь черти, ведьмы на метлах да советские летчики».

На этот раз черед лететь выпал экипажу капитана Вологдина. Комэск учитывал, что Михаил в недавнем прошлом был разведчиком, потому особенно ему доверял.

Пробив завесу дождя, «ил» вырвался к морю — и вот он, занятый врагом берег. Пролетая над шхерами, где погода была лучше, Михаил видел, как в местах стоянок сторожевые катера и буксиры жались к берегу, стараясь, словно хамелеоны, принять либо серый цвет прибрежных скал, либо желтый — песчаных отмелей.

Но «тюлькин флот» сегодня мало интересовал экипаж. Задача была другая — обнаружить вражеские конвои либо отдельные крупные транспорты. Пока их не было видно. Неожиданно от берега вывернулась пара желтых остроносых, с большим хвостовым оперением самолетов. Развернувшись, они одновременно атаковали «ил». Воздушный стрелок Долгов встретил их длинной очередью. «Моран» резко отвернул в сторону, за ним последовал другой самолет. Истребители растворились в небе, словно были не боевыми машинами, а привидениями, исчезающими без следа.

«Для первого воздушного боя стрелок действовал молодцом, — отметил про себя Михаил. — Заставил фашистских пилотов дрогнуть».

— Отлично, Долгов, — похвалил он.

И тут же услышал в наушниках задорный юношеский голос:

— Пусть еще раз сунутся!

— Не хвались, идучи на рать, — добродушно заметил Вологдин. А сам подумал, что парень этот не робкого десятка.

Вести разведку дольше не позволял запас горючего. Вологдин развернул машину и положил ее на обратный курс — по прямой над заливом, к аэродрому.

Земля встретила «ил» ранними серыми сумерками. Иванидзе заправил самолет бензином и маслом, деловито закрыл лючки. Ему помогал Долгов. «Трудяга парень, — подумал капитан, — без дела не сидит…»

Гусев уехал в штаб полка. Вологдину и пришедшему по своим делам инженеру-капитану Залесному пришлось подождать. Майор вернулся в хорошем настроении, сказал, что первые полеты новых штурмовиков и в других эскадрильях оценены высоко, а, по информации командования, удачная модернизация — появление в задней кабине воздушного стрелка — снизила потери в воздушных боях.

— Расскажите о своих впечатлениях, — обратился комэск к Вологдину, усаживаясь для долгого разговора поудобнее.

— Новая машина отличная. Нормально набирает высоту, хорошо управляется, скорость высокая. Мой воздушный стрелок младший сержант Долгов действовал сноровисто, грамотно, отогнал пару истребителей. Человек он старательный, трудолюбивый. Надо бы поощрить его…

Михаил замолчал. «Что еще рассказывать? Техника пилотирования и тактика действий на новом самолете не изменились», — размышлял он и, глядя на улыбающегося Гусева, недоумевал, отчего вдруг недовольно насупился Залесный.

— Все высказали или есть еще какие соображения? — спросил инженер.

— Все, пожалуй, — ответил Вологдин, начиная догадываться, почему его доклад не понравился инженер-капитану.

— Вот так всегда, — хлопнул руками по коленям Залесный. — Летный состав хвалят, машину тоже, а те, кто ее быстро освоил, подготовил, в небо выпустил, на бобах остаются… О них сказать доброе слово забывают.

— Товарищи, я же похвалил человека, который первые боевые вылеты совершил, — защищался Вологдин. — Иванидзе и другие механики вашими заботами люди опытные, ордена и медали имеют. О них и речи нет. За ними, как за стеной каменной…

— Вот-вот, нашими заботами, — перебил Залесный.

— Понял, на что намекаете, товарищ инженер. Летун, так сказать, как маменькино дитя, на всем готовеньком выскочит в небо, вернется живой — ему честь и хвала, а техники копошатся на земле, как кроты, — сказал Михаил и посмотрел на Гусева.

Командир эскадрильи молчал, старательно разминая папиросу. Майор понимал, что, как летчик у летчика, Вологдин ищет у него поддержки, но решил пока не становиться ни на чью сторону. Пусть поспорят.

— Ведущую роль летчика никто не отрицает. Но о тех, кто на земле успех ему готовит, забывать нельзя, товарищ капитан. — Залесный в упор посмотрел на Михаила. — Под дождем, на морозе наши люди трудятся. Вам известно, что порой механик приморозит винтик к руке, потом только в отверстие вставит? Ночи не спит, чтобы к утру ваша машина в строю была.

— У каждого свои обязанности. Что дальше?

— А то, что шире на вещи смотреть надо. Не о вас, капитан Вологдин, конкретно речь, однако некоторые летчики высокомерно к техникам относятся, считают, матчасть не их забота, — говорил Залесный, слегка хлопая рукой по лежавшей на столе книге. — Все же помочь иногда могли бы, да и самим лишние знания не помешают. На вынужденной посадке плясать вокруг самолета не будут.

Михаил взял из рук инженера книгу в синем коленкоровом переплете, положил на стол.

— Понял я, советуете летчиков подзапрячь. А знаете, как этот час в воздухе достается? Возвращаешься, как выжатый лимон.

— Бывают дни и без полетов, — спокойно возразил Залесный.

— Бывают, — согласился Вологдин.

— Думаю, друг друга вы поняли, — вмешался наконец в разговор командир эскадрильи. — Давно известно, что летает не летчик, а экипаж, куда и техник входит. — Гусев прикурил, положил дымящуюся папиросу на край консервной банки, заменявшей ему пепельницу, и предложил: — Давайте-ка поактивнее в этом направлении работу поведем. Дружбу и взаимопомощь летчиков и техников упрочим. Договорились?..

Вологдина вошла в землянку, когда совещание уже началось. С трудом нашла место в заднем ряду на грубой, сколоченной из толстых жердей скамейке. Впереди нее разместились ротные и взводные командиры, специалисты-подрывники. Командир партизанской бригады взглянул на сидевших рядом с ним за узким дощатым столом начальника штаба и начальника политотдела, кивнул им и медленно встал. В руках он держал какой-то листок и газету. Комбриг расправил листок и, обращаясь к собравшимся, сказал: