Владимир Макеев - Кому светят звезды

— Настроение боевое. Стыдно сложа руки сидеть. Пришла проситься снова к партизанам.

Майор знал то, о чем не ведала Катя: для активизации партизанского движения по решению Ленинградского обкома ВКП(б) на временно оккупированной врагом территории области создавались одиннадцать межрайонных партийных центров, каждый из которых возглавлял борьбу в нескольких районах. Люди, имевшие опыт работы во вражеском тылу, были очень нужны.

— Павел Максимович, мне бы обратно к партизанам, — снова заговорила Вологдина, почувствовав, что майор не спешит с ответом.

— К сожалению, Екатерина Дмитриевна, вашего отряда уже нет. Несколько человек, оставшихся в живых, включая и Колобова, влились в другое партизанское формирование. — Майор посмотрел на часы, скосил глаза на дверь, видно ожидал кого-то, и добавил: — В партизанскую бригаду отправитесь вместе с одним товарищем. Жду его. По времени подойти бы должен.

Он хотел еще что-то сказать, но его на полуслове остановил негромкий стук в дверь.

— Заходите!

— Мятелков Олег Денисович! — поправив очки, представился вошедший.

По газетным публикациям Катя знала фамилию известного ленинградского журналиста и с интересом посмотрела на невысокого человека с черными, заметно поседевшими волосами и острой пегой бородкой. «Вот уж никогда не думала, что он похож на доктора, который лечил меня в детстве», — мысленно улыбнулась Вологдина.

Поднявшись навстречу Мятелкову, Павел Максимович крепко пожал его не по росту большую руку и улыбнулся:

— На ловца и зверь бежит! Не обижайтесь за пословицу, очень к месту она.

— Что вы! Что вы! Люблю острое словцо, к тому же к месту сказанное.

— Садитесь и знакомьтесь! — показал майор на Вологдину.

— Нет уж, сначала буду знакомиться, потом садиться, — поклонился Мятелков Кате. — Коль велите знакомиться, полагаю, придется вместе работать.

— Догадливый вы, Олег Денисович! — кивнул майор.

— Профессия обязывает, дорогой, — отозвался гость, садясь за столик напротив Вологдиной.

— Товарищ Мятелков, — пояснил Павел Максимович, — сотрудник партизанской газеты. Прошу любить и жаловать!

Зазвонил телефон. Извинившись, майор взял трубку. «Местный аппарат, — определила Вологдина. — У городского не такой резкий звонок». Она угадала. Павел Максимович говорил с кем-то из штаба. По разговору можно было понять, что речь шла об отправке куда-то людей. Но ни Катя, ни Мятелков не догадывались, что речь идет и о них.

Положив на рычаг трубку, майор произнес:

— Повезло вам, товарищи. Некоторые неделями оказии дожидаются. А вам сразу подвернулась. Завтра вылететь готовы?

— Хоть сегодня! — разом ответили Катя и Мятелков.

Потом они вместе получили на складе зимнюю одежду. Журналист поспешно откланялся, сказав, что у него уйма незавершенных дел. Вологдина слушала его краем уха. Думала, что и ей многое надо успеть, и еще о том, что на редкость удачно все получилось. Даже чересчур легко и просто.

На следующий день в назначенный час, под вечер, Вологдина и Мятелков, встретились на затихшем в сумерках аэродроме.

Холодной ночью «Дуглас» с группой партизан медленно плыл по звездному небу. Навстречу самолету, обливая его белым светом, катилась большая, словно выплавленная из серебра, луна. Машина на высоте пересекла искрящуюся огненными пунктирами пулеметных трасс и тусклыми, сверху похожими на желуди вспышками ракет изгибающуюся змеей линию.

— Фронт прошли, — сказала Вологдина соседу, когда вспыхивавшие вдали огоньки растворились во мраке. — Второй раз через него лечу!

— Я тоже не впервые. Ракеты вблизи яркими кажутся, а издалека, с высоты, будто едва теплятся… Доберемся, — сказал Мятелков и опять о чем-то задумался.

Вологдина решила не отвлекать его разговорами, продолжала смотреть в иллюминатор. На посеребренной луной земле крупными квадратами белели поля, узкими ниточками чернели дороги, поодаль угадывались зубчатые очертания леса. Совсем неожиданно внизу возник четырехугольник костров. Самолет снизился, и впереди открылась переливающаяся льдистым хрусталем посадочная полоса. «Почему земля такая необычная, светящаяся?» — подумала Катя.

— На лед озера садимся, — взглянув в иллюминатор, заметил Мятелков.

Летчик выключил двигатели. К самолету спешили вооруженные люди. Среди встречавших на земле Катя разглядела знакомое лицо. «Оборя! — встрепенулась она. — Раздобрел, бороду отрастил, а глаза прежние, при свете костра горят как угольки».

— Не сразу тебя узнаешь, чуть за Деда не приняла, — обрадованно сказала Вологдина, обнимая Петра.

— Так подчиненные со временем становятся на своих начальников похожими! — усмехнулся Оборя.

— Что-то не замечала!

— С мое поживешь — не такое узнаешь!

Кате понравился его прежний дружеский тон, и она приняла его.

— Да ты на много ль меня старше? Воображения больше, чем соображения!

— Точно не знаю, у женщин возраст не спрашивают, но на войне один день недели стоит.

— Смотри-ка, да ты философом стал! Куда поведешь нас?

— К командиру бригады тебе с журналистом велено прибыть. Остальных отведут в другое место.

— С неба сразу в дело?

— Много будешь знать, девушка, скоро состаришься. Разбаловали тебя там, в Ленинграде.

…В просторной землянке было жарко натоплено. Командир партизанской бригады — мужчина лет сорока с крупным, без морщин лицом — сидел, склонившись над бумагами. Подняв голову, он внимательно посмотрел на Вологдину и Мятелкова, встал и, подойдя к вошедшим, протянул обе руки: правую — Олегу Денисовичу, левую — Кате.

— Глядите весело, стало быть, добрались хорошо. Не судите за то, что отдохнуть не даем, время не терпит. Давайте знакомиться. Соколов Василий Дмитриевич.

Мятелков и Вологдина слушали раскатистый окающий баритон комбрига и пока еще не понимали, каким будет первое задание.

— Вы только что с Большой земли. Впечатления свежие, регулярно газеты читали, радио слушали. Так?

— Все правильно, — согласился Мятелков. — Вчерашних газет вам пачку привезли.

— Хорошо! Сегодня мы жителей нескольких деревень собираем. Вас я попросил бы рассказать о Ленинграде, о жизни, труде горожан. Понимаете, как важно здесь людям правду знать.

И Вологдина, и Мятелков понимали, что с людьми поговорили бы и без них. Комбриг подыгрывал им, чтобы подчеркнуть важность первого задания, но обоим были приятны его манера встречать новых людей, и доверие, позволявшее сразу включиться в активную работу.

— Как Ленинград поживает? — спросил комбриг. — Буду вашим первым слушателем. Согласны?

Комбриг прослушал их рассказ, не перебивая. Время от времени на его широкое лицо набегала тень — переживал, когда говорилось о бедах, перенесенных городом, ленинградцами.