Владимир Макеев - Кому светят звезды

— Началось наконец-то, — подходя к Вологдину, приподнято заговорил Киселев, недавно получивший звание лейтенанта. — А мы что медлим?

— Скоро и наш черед, Алеша! Полетим бомбить то, чего артиллеристы не доломают.

— Сильно гремит бог войны. Боюсь, нашим штурмовикам работы не останется! — весело сказал лейтенант.

— Не бойся, и нам работенка перепадет, — ответил Михаил.

Никто заранее не говорил летчикам и техникам о дате начала наступления. На вопрос Киселева: «Значит, скоро наступать?» — прокомментировавшего повестку дня партийного собрания об авангардной роли коммунистов в бою, майор Гусев довольно резко ответил: «Командование знает когда, а нам надо ждать и помалкивать». В докладе на собрании комэск говорил о наступлении без привязки к срокам — о предстоящей штурмовке укрепленных пунктов, позиций артиллерийских и минометных батарей. Но и без его слов смысл происходящего был ясен каждому коммунисту.

И вот прогремели долгожданные раскаты артиллерийского грома.

Техники быстро закончили подготовку машин, но сигнал к вылету все не поступал. Вологдин слышал, как Киселев и авиамеханик Иванидзе говорили, что нет ничего хуже, чем ждать и спать на потолке. Гром на Неве усиливался, в это время комэск и приказал собрать летчиков возле его самолета. Майор объявил, что артподготовка рассчитана на два часа двадцать минут, цели для штурмовиков — не подавленные артиллерией опорные пункты врага.

Еще не погасли последние вспышки орудий, когда вперед на лед Невы бросилась пехота и над полем боя появились краснозвездные «илы». Вологдин повел звено на два оживших дзота. Бомбы вздыбили снег, бревна и землю. Черные воронки, образовавшиеся после взрывов, хорошо заметные на белом снежном покрывале, отметили места падения соток. На очередном заходе трассы снарядов и нуль потянулись от самолетов ко второй вражеской траншее.

Закончив штурмовку, «илы» повернули к Неве. Под крылом поплыл левый берег реки, укрепленный врагом. Виднелись заледенелые крутые склоны, за ними — траншеи, доты, дзоты. Многие из них были разбиты, из уцелевших противник вел огонь по бежавшим по льду реки нашим бойцам. Атакующие подразделения уже ворвались в первую траншею, бойцы карабкались на ледяную кручу по штурмовым лестницам, тянули за собой на веревках пулеметы и минометы. На реке виднелись многочисленные полыньи от немецких снарядов, неподвижные распластавшиеся на льду фигуры.

Вдруг затуманились и пропали люди, погасли огненные трассы у земли — все закрыла снежная туча, начался снегопад.

«Не затянуло бы аэродром», — забеспокоился Михаил.

На земле вернувшихся из боя в полном составе летчиков встретили радостными приветствиями и вопросами:

— Что видели? Как там? Далеко наши продвинулись?

— Бойцы уже на левом берегу Невы во вражеских траншеях, — не успевал отвечать сразу многим Вологдин. — К тому все идет, что расколотят фашисту башку возле берега, а потом и в глубь его обороны двинут.

Едва успев ответить на все вопросы, он побежал обедать, а потом позвонил на самолетную стоянку. Там почему-то долго не брали трубку, а может быть, так только показалось, потому что очень спешил в бой. Он уже решил отчитать дежурного по стоянке, как вдруг услышал голос инженера эскадрильи Ивана Залесного.

— Что, в честь наступления и дежурного нет? — сердито спросил Вологдин.

— Да, всех послали бомбы подвешивать. Сам и у бомб, и возле телефона кручусь, — ответил инженер, делая вид, что не замечает раздраженного тона командира звена.

— И как успехи? Машины подготовлены?

Вологдин отлично знал, что по самым жестким фронтовым нормативам на осмотр, заправку «илов», снаряжение пушек и пулеметов, подвешивание бомб требуется больше времени, чем прошло со времени их возвращения, но надеялся, что все готово к новому вылету. И услышал в ответ: «Машины к полетам готовы!» Но инженер сказал и то, чего не хотелось бы услышать: «Не знаю, разрешат ли вылет, аэродром снегом покрыло…»

От столовой до стоянки самолетов было, как говорится, рукой подать, и все же, чтобы побыстрее добраться, поехали на автомашине. Напрасно летчики в кузове, поминутно протирая глаза, вглядывались в белую мглу. Сквозь снежную вьюгу разглядеть что-либо впереди было невозможно. Шофер вел полуторку медленно, осторожно, то и дело останавливался, чтобы оглядеться и обмахнуть тряпкой смотровое стекло. Дорога, сотни раз исхоженная, известная до ямки и кустика, терялась под пушистым белым пологом.

— Не на шутку метель разыгралась. Как чертова мельница, бушует, — с беспокойством сказал лейтенант Киселев. — Могут не выпустить.

— Несколько месяцев назад в такую погоду полеты отменяли. Между прочим, сначала нашу закалку на земле требуется проверить. Давайте-ка слезем, подтолкнем машину для сугреву, — предложил Вологдин.

— Нет, поистине: хочешь прибыть вовремя, ходи пешком! — возмущался Киселев.

Но когда они добрались до стоянки, команды на взлет еще не поступило. Вологдин забрался в кабину и внимательно осмотрелся. Погода заметно улучшалась, снежный буран проходил дальше, лишь метрах в трехстах над летным полем еще висели хмурые тучи.

По узкому, наскоро расчищенному в снежном месиве коридору взлетали по одному, а уже через полчаса парами штурмовали прифронтовую дорогу, по которой шла к передовой вражеская техника. С земли ударили по самолетам зенитные пулеметы. От их огня уклонялись не в сторону своих войск, а глубоко в тыл противника, скрываясь в густой шали облаков.

Над западной частью горизонта еще горела светлая полоска уходящего дня, а с востока быстро надвигалась ночь. «За ней придет новый рассвет. Что принесет он измученному городу?» — думал Вологдин. На сердце у него было светло и радостно, удачная работа воодушевляла, верилось, что следующие дни принесут только добрые вести.

Почти неделю на земле и в воздухе шли тяжелые, жестокие бои. А 18 января соединились и по-братски обнялись воины двух фронтов — ленинградцы и волховчане, прорвавшие кольцо вражеской блокады.

Отпуск по болезни даже в блокированном городе — все равно благодатная пора. Можно подольше поспать, пойти куда захочется или просто побыть дома: соскучилась Катя по своей квартире, привычным домашним вещам. Есть время и почитать. В отряде всего одну книгу в руках держала — томик стихов Лермонтова, который дал ей на время комиссар Петров. Похоронили тогда эту книгу вместе с Николаем Петровичем на высоком морском берегу.

Но вот полетели один за другим отпускные дни, и все сложилось иначе, чем предполагала Катя. Желание побольше увидеть, узнать и запомнить зачеркивало все прежние намерения, она откладывала книгу, потеплее одевалась и шла бродить по улицам Ленинграда.