Владимир Макеев - Кому светят звезды

Рацию нес на спине Петр, и все же Вологдина едва поспевала за товарищами. Зацепившись за неприметную под снегом ветку, Катя с размаху упала. Оборя помог ей подняться, отряхнул ее полушубок.

— Сама бы встала. Лучше рацию от ударов побереги, — заметила Вологдина. — Надо же, скисла, в институте на лыжных гонках призы брала. Сильной гонщицей считалась.

— Вот именно, считалась, — усмехнулся Петр. — Там вы, наверное, на три километра ходили, а тут полсотни за один бросок. Да еще через овраги и лесные буераки.

Вологдина промолчала: не хотелось тратить силы на разговоры. Оборя тоже подумал, что не только Кате, но и ему самому без подготовки невозможно было бы осилить такое расстояние, если мерить прошлыми, довоенными мерками. Но народ переносит невиданные ранее испытания, а народ — это все: и Катя, и Тереха, и он сам. Пусть не всегда военные трудности распределяются поровну, но всем достается с лихвой.

Потянуло гнильцой — впереди было большое торфяное болото. Партизаны гуськом двинулись по нему, обходя шаткие кочки. Зато идти стало безопаснее: кто полезет в трясину?

На небольшом, поросшем мелким сосняком островке, раскинувшемся среди, казалось, бескрайних болотных кочек, командир группы остановился. К нему подошли остальные партизаны.

— Здесь отдохнем, — заговорил командир группы, глядя на часы. — Старую государственную границу перешли.

— По родной земле крадучись пробираемся, словно чужаки какие, — недовольно проворчал Петр.

— Нет, не чужие мы — хозяева, — возразила Катя. — Земля нам силы добавляет. А осторожность на войне никогда не лишняя.

— Согласен, — поддержал Вологдину командир группы. — Так вот из осторожности, как Катерина говорит, костра не будем жечь. Поставим палатки, переспим в них. А завтра покажем фашистам еще раз, кто на этой земле хозяин.

За ночь все намерзлись и утром разогревались уже на ходу. А когда, миновав болото, двинулись в горку, Вологдиной стало даже жарко. Наконец подъем кончился и лыжники заскользили вниз по косогору.

Днем они вышли к железной дороге. Возле нее штабелями лежали срубленные сосны и ели. Ветви уже были тронуты желтизной. Фашисты вырубили просеки, чтобы к полотну не могли незаметно приблизиться люди.

— Разведчики обнаружили здесь линейный подвижной пост на дрезине. Надо дождаться, когда гитлеровцы проедут, и — за дело, — решил командир группы.

— Одноколейный путь, насыпь высокая, — сказал Оборя. — Рванем, не скоро фрицы восстановят.

— Теперь пошли! — распорядился командир группы, когда патрульная дрезина скрылась из виду.

Подрывники быстро заложили под рельсы тол, вывели шнур, тщательно присыпали все снежком. Командир группы приложился ухом к холодному рельсу, почувствовал его мелкое подрагивание.

— Поезд идет, поджигай, — приказал он.

Оборя чиркнул приложенной к бикфордову шнуру спичкой по коробку и присоединился к партизанам, укрывшимся метрах в ста от дороги в кустах.

— К фронту эшелон торопится, — проговорил он, ложась на снег. — Не знают, наверное, шоферской мудрости: «Быстро поедешь, медленно понесут».

Его последние слова заглушил взрыв. Полыхнул к небу сноп огня. На штабеля елей и сосен посыпались комья мерзлой земли, обломки шпал. Паровоз сполз с насыпи, завалился на бок, и налетавшие друг на друга платформы толкали его все дальше от пути.

Видимо, с диверсиями здесь еще не сталкивались, потому что уцелевшая охрана эшелона не открыла стрельбу, принялась вытаскивать из-под обломков убитых и раненых солдат. А группа спокойно отошла в лес.

— Радистка, — подозвал Катю командир группы, — передайте в штаб: «Разбит эшелон с техникой. Бомбите участок восточнее станции Сала».

В разноречивом говоре, в треске эфира слышались непонятные для Вологдиной позывные, бравурная музыка. В хаосе звуков она не сразу различила условные сигналы. Найдя их, передала радиограмму.

После первой диверсии партизаны разделились на две группы. Одна, где старшим остался Оборя, двинулась на соединение с эстонскими партизанами, другая, в которой была Вологдина, возвращалась в бригаду.

Прощаясь с Катей, Петр пошутил:

— Была бы незамужняя, расцеловал бы на прощание. Теперь нецелованному уходить.

Катю не обидели эти слова. Петр говорит так, что не поймешь, шутит или серьезно. Помахала вслед рукой, но Оборя вдруг остановился и закричал:

— Чтобы человек стал дороже, надо побыть от него на расстоянии, помечтать о нем. Вижу, у тебя так с летчиком. Привет ему!

— А ведь прошло время, когда мы воевали только над землей, сухопутными летчиками были, — проговорил командир эскадрильи майор Гусев, лукаво глядя сначала на своего заместителя капитана Вологдина, затем на парторга эскадрильи старшего лейтенанта Калашникова. И, удовлетворенно потирая руки, подчеркнул: — А ведь мы морские летчики. Морские! Наше поле боя — море.

Комэск не любил высказывать свои чувства. Знал, что прошлое заново не переиграешь, но должно быть так, чтобы морские летчики воевали над морем, их учили, готовили к этому, и радовался, что наконец наступает такое время.

— А ведь здорово звучит: «Наше поле боя — море», — заметил Калашников, доставая блокнот. Он хотел записать, но раздумал, отложил бумагу и добавил: — Для коммунистов в этих емких словах целая программа работы.

— Верно, парторг, задачи, значит, в целом ясны, — продолжил Гусев и стал развивать свою мысль: — Поле боя не просто географическое место. На нем мы новые приемы действий пробуем. Самолеты сейчас лучше оснащены, стало быть, и новую технику испытываем. Поле боя, получается, еще и полигон.

— На поле боя характеры закаляются, — добавил Калашников.

— Согласен. На все сто процентов согласен. А нам с вами, капитан, — повернулся комэск к Вологдину, — на занятиях по тактике надо теперь учить людей атакам в море по кораблям с разных направлений и малых высот.

— Дорог в небе много, а успех боя на самой верной лежит, — задумчиво проговорил Михаил.

— Будем учить, как ее выбрать, самую короткую и самую верную для боевого успеха дорогу, — поддержал майор.

Впереди у них были новые бои. Но почти все атаки авиаторов — штурмовиков и бомбардировщиков — нацеливались теперь на вражеские корабли и суда.

— В Нарвском заливе воздушной разведкой обнаружен большой вражеский конвой. Транспорты охраняет усиленный эскорт боевых кораблей, — начал предполетный инструктаж командир эскадрильи. — Удар наносим не один, а во взаимодействии с другими самолетами полка. Предположительное направление движения конвоя…

Вологдину показалось, что Гусев затянул инструктаж, но, когда они с Иваном Залесным вышли из штаба, Михаил взглянул на часы и убедился, что комэск говорил всего десять минут.