Александр Архипов - Гамарджоба, панове!

— Гром! Цифры те же. Без поправок. Огонь!

— Михай, я правильно пон…

— Огонь, твою маму…

Танк Т-64, производства Харьковского завода имени Малышева, лязгая правой гусеницей, надрывно грохоча полумёртвым, страшно чадящим двигателем «ёрзал» на месте, как свинья на льду.

— Идиоты! Рвите когти! Вылезайте и в кусты, пацаны! — орал в голос украинским танкистам, привстав на одно колено и размахивая биноклем в руках Михай.

Первый же снаряд разорвался за башней, в задней части танка, разворотив двигатель. Машина замерла, просела, обречённо зачадив горящим топливом, как бы ожидая тот последний… «контрольный в голову». Второй и третий снаряды разорвались практически в одной точке, выкопав общую большую воронку прямо по ходу предполагаемого отступления танка. Михаю даже показалось, что он увидел, как откинулся люк аварийного выхода, но тут прилетел четвёртый снаряд. Тот самый. Контрольный! И поставил «жирную», 122-миллиметровую точку прямо в центре верхней части башни Т-64. Рвануло так, что, даже стоя за километр с небольшим от взрыва, парни почувствовали толчок горячей волны воздуха в грудь.

— Боекомплект в башне рванул, — радостным голосом сказал напарник, — там больше двадцати снарядов.

— Двадцать восемь!

— Чего? — не понял напарник.

— Двадцать восемь снарядов в башне у Т-64. В нашем случае — двадцать шесть, два он успел стрельнуть, — объяснил Михай, щёлкнув тангеткой радиостанции.

— Гром, я Михай. Цель уничтожена. Спасибо за работу.

— Как учили, дарагой, как учили! — радостно коверкая слова, ответил Громов, — спасибом нэ отделаетэсь, господа спецы. Я на вас два литра «шила» извёл. До связи!

Из бетонного «убежища» повалил народ. Их лица были такими, как после демонстрации на 1 Мая! Типа: «Скорей бы флаг отдать и по соточке!» На дороге горело и чадило то, что ещё минуту назад хотело их вкатать в асфальт, размазать, растоптать… Взрывались от высокой температуры разного калибра пулемётные и автоматные патроны внутри раскалённого корпуса. Глухо «хлопнула» ручная граната. От взрыва боекомплекта, башню сорвало со штатного места, и она лежала рядом с корпусом, воткнув деформированный ствол в щебень обочины. Где-то там, внутри, горели, «выполнив свой долг» молодые пацаны с русскими и украинскими фамилиями. Кто-то из ополченцев зло и цинично сказал:

— Пожалуйте к столу, господа бандеровцы! Жареный танк с укропом!

Неожиданно справа от лесополосы донеслась длинная автоматная очередь. Через секунду ещё и ещё. Потом резанул слух резкий звук двух очередей ДШК и взрыв мины. Мимо пробежали Михай с напарником, что-то крича в микрофон рации.

— Разведка, за мной мужики. Вира, к бою! — крикнул Дед, и низко пригибаясь, побежал в сторону предполагаемого прорыва.

Я бежал за Михаем и слышал, как тот кричал в микрофон радиостанции:

— Гром, я Михай! Не спать! У нас — прорыв. Готовь свои фугасы.

— Михай, я Гром. Никто не спит. Обедаем.

Из лесополосы резанула пулемётная очередь. Явно по нам. Упали. Михай с напарником, смешно перебирая одной рукой, бежали «по-собачьи», «ныряя» в зарослях высокого бурьяна. Мы переглянулись и тоже рванули на трёх конечностях. Во всяком случае, так было быстрее, чем ползком и почти не заметно за буграми и кустарником, росшим по краю оврага. На позиции прибежали почти одновременно с Михаем. Залегли. Кот коротко объяснил Деду обстановку и поставил задачу нашей группе.

Как и ожидали, прикрываясь густой растительностью лесополосы, на позиции дозора вышла разведка ВСУ. Увидев движение с нашей стороны, разведчики открыли огонь. Большим сюрпризом для них была жёсткая работа нашего ДШК в ответку, своими очередями срезавшего стволы молодых деревьев. Они шарахнулись вправо и налетели на первую мину заградительного минного поля. Рвануло, но от своей затеи парни не отказались. Видно подкрепление подошло, и задача была поставлена конкретная и жёсткая. Пуля достал из рюкзака какую-то невероятного покроя сетчато-лоскутовую рвань и напялил на себя. Потом отполз от нас метров двадцать и замер.

— Всем лежать! Дед, уводи своих в овраг! — вдруг, надрывая голосовые связки заорал Кот.

Не успели мы скатиться вниз, как чётко услышали приближающийся звук. Он был похож на звук упавшего на раскалённую сковороду сырого яйца, стократно усиленного. Потом два оглушительных взрыва, совсем недалеко. Это пристрелочные. Значит, секунд через сорок-пятьдесят прилетит по-настоящему.

— Нос, а где Пуля? — толкнув меня, спросил Кирпич, — где эта маленькая, худощавая сволочь? — уже кричал Вася, багровея лицом и карабкаясь вверх на бугор.

Уже через тридцать секунд сверху на нас с Дедом летел, распластав свои руки-крылья, весь в рыболовных сетях с привязанными к ним лоскутами от старой одежды, наш горе-снайпер. За ним спустился на «пятой точке» Вася Кирпич, прижимая к груди СВД и свой «калашников». А над нами, разрывая молекулы воздуха, уже шелестела вторая «порция гостинцев» от Грома. А потом была третья, четвёртая. Опомнились на «той» стороне. «Завыли» в разных тональностях мины, засыпая нас землёй и не давая поднять головы. Между разрывами иногда доносился совсем сорванный голос Михая, на матерном языке переговаривающегося с артиллеристами.

— Гром, сволочь, ты куда… меняй, бл…, уровень, падла!

И через минуту, снова:

— Жорик, сучий потрох! Кто вас так стрелять учил? Сам уровень проверь… Да, в жопу твою серию, по нам две миномётные батареи херячат, дублёра моего накрыло! Повторяю цифры…

Видно, «боженька» войны на этот раз всё понял правильно. Гаубичные снаряды по-прежнему шуршали у нас над головами, но разрывы слышались далеко впереди. Вскоре из лесополосы огонь прекратился. Перестали «прилетать» и мины. Услышал несколько последних фраз Михая, он прощался с Громом.

— Предпоследней серией ты их накрыл, а последняя опять улетела хрен зна куда, — еле сипел в микрофон Михай, — не, Сашка живой, но зацепило здорово. Будем в больничку пацанчика отправлять. Да вернём мы тебе эти два литра, вот заладил, алкаш. Да, шучу я, шу… Всё, не засерай эфир!

Осторожно поднялись на бугор. Лунный ландшафт. Исковерканные разрывами мин и гаубичных снарядов поля и сопки. Как будто вырубленный тупым топором участок лесополосы, совсем недавно скрывавший разведчиков ВСУ. Ещё дымящиеся воронки, звенящие под ногами пустые гильзы. Стон раненого Сашки, сидящего в неглубоком окопе с перевязанной головой и шеей. Труп заряжающего расчёта ДШК, накрытый с головой плащ-палаткой. Всё это говорило: «Парни, это война. Там — вороги! Здесь — братаны! Мы победим». Только вот интересно, а, что думают по ту сторону «соприкосновения»? Те парни, носящие такие же фамилии, как и мы. Отзывающиеся на: Серёгу, Сашку, Витьку и Ваньку. Говорящие на моём родном языке… Да, наверное, и думают так же.