Александр Письменный - Фарт

И верно, через десять — пятнадцать минут противник опять всей массой артиллерии и минометов стал бить по переднему краю.

Майор Люсь послал связного к лейтенанту Терентьеву с приказанием сниматься с исходного положения и занимать огневую позицию на дороге — в расположении штаба полка. Вторая батарея, которая находилась глубже в тылу, уже вела ответный огонь со своих постоянных позиций.

Вскоре немцы снова начали минометно-артиллерийский обстрел командного пункта, и в воздухе в промежутках между разрывами послышался шум авиационных моторов.

— Во-оз-дух! — разнесся по роще протяжный крик наблюдателей.

Люсь схватил автомат своего адъютанта и выбежал из землянки под огонь артиллерии. За ним, не отступая ни на шаг, последовал Шеффер. В руках он держал трофейный австрийский карабин.

— Всем выходить для отражения воздушной атаки, — негромко сказал майор командиру штабной батареи.

И Кулаков своим зычным голосом повторил приказ.

Прижимаясь к земле, к толстым стволам деревьев, ища укрытий в складках местности, люди выходили из спасительных блиндажей. Каждый боец знал эту тактику противника: вслед за авиацией в атаку выходили танки и автоматчики.

С диким завыванием обрушились на командный пункт вражеские пикировщики. Там, в воздухе, над лесом, было уже светло, и на черных телах фашистских самолетов были ясно видны белые кресты и свастики.

— Огонь! Огонь! — закричал Люсь.

Он опустился на колено возле старого березового пня и стал стрелять по ближайшему самолету.

Наступила редкая минута, когда адъютант командира не дурачился. Он скинул с плеча ремень карабина и стоял рядом с майором, выжидательно глядя вверх.

И вот отделились черные бомбы и с металлическим визгом полетели вниз. К пеньку, у которого стоял на коленях Люсь, подбежал флегматичный телефонист. С разбегу он припал на колено и выстрелил из автомата. С ужасающим грохотом ударили бомбовые разрывы. Взрывной волной Шеффера бросило на землю. Майора приподняло, перевернуло через голову и брякнуло о березовый пень. Тотчас Люсь вскочил, встряхивая головой и растирая ушибленную ногу. Его автомат, расщепленный осколком, валялся на склоне холма; диск, выбитый из автомата, катился к берегу реки, подпрыгивая и звеня, когда ударялся о корни деревьев. У пня, запрокинув голову и подогнув под себя ноги, лежал убитый телефонист. Кровь расплывалась в темное пятно под его спиной. Пар поднимался над кровяной лужей.

Становилось все светлее. Люсь припал на колено возле убитого телефониста, поднял оброненный им автомат и с тем внезапно наступившим спокойствием, которое приходит к мужественному человеку в решающий момент, короткой очередью ударил по вражескому самолету, с запозданием выходящему из пике.

Тонкая струйка дыма вырвалась из моторной части самолета, сбежала по фюзеляжу к хвостовому оперению, и самолет, который только что вздымался вверх, вдруг застыл в воздухе, клюнул носом, нелепо скользнул на крыло, перекувырнулся и, кувыркаясь, все быстрее и быстрее полетел вниз. Над деревьями за рекой яркое пламя окрасило его черные крылья, последний раз мелькнул жирный белый крест. Черные клочья дыма, отрываясь от горящей машины, вознеслись вверх, и самолет провалился среди деревьев. Раздался взрыв, вслед за тем над деревьями поднялся дым; повинуясь воле предутреннего ветра, он неторопливо пополз в сторону, и все стихло.

В наступившей тишине стал слышен рокот танковых моторов. Артиллерийская и авиационная подготовка кончилась. В бой двинулись машины. Они шли где-то там, по ту сторону холма, лязгая гусеницами, ломая деревья, и стреляли из своих пушек на ходу. Рев тяжелых орудий Хахалина то и дело прерывал приближающийся грохот и лязг вражеских машин. Обе его батареи вели ураганный огонь по наступающему противнику.

Припадая на ушибленную ногу, с автоматом телефониста майор Люсь побежал к тому месту, где встала на огневую позицию пушка Терентьева.

На бегу он увидел комиссара. Кутовой стоял на порожке окопа, который занимал расчет противотанкового ружья. Он брал из рук бойца, скрытого в окопе, бутылки с зажигательной жидкостью и передавал другому, засевшему в кустах.

— Андрей Петрович, — закричал Люсь, — одного немца ухлопал! Собственноручно. Васька свидетель. Ка-ак звезданул в моторную группу, так и пошел он в лес по грибы…

— Поздравляю, Иван Иванович, — не прерывая своего дела, ответил комиссар.

Сейчас он не думал ни об участи полка, ни о судьбах людей, ни о себе самом. Сейчас не было в душе его страха, так же как не было мыслей о доме, о семье… Единственное желание, обжигавшее его сердце, было сейчас предельно ясно и просто — выиграть бой, отбить вражескую атаку…

Орудие Терентьева стояло на дороге. Немецкие подразделения, прорвавшие передний край, двигались по лесу, вдоль дороги, в обход высоты, на которой был расположен командный пункт Люся. Они не могли миновать позицию, выбранную Терентьевым.

Лейтенант стоял возле орудия и, как при обычной стрельбе на новой огневой позиции, покрикивал на бойцов:

— Быстрей, товарищи, быстрей!

Люди его работали быстро и уверенно. Замковый Воропаев то и дело захлопывал затвор, дергал боевой шнур, и пушка с диким ревом, в пламени и дыме выплевывала очередной снаряд.

В кустах на опушке рощи стояли тракторы. Водители расцепили машины и поставили их на некотором расстоянии одну от другой, чтобы одним попаданием противник не мог вывести из строя сразу оба тягача.

Люсь остановился на склоне и поднес бинокль к глазам.

Немецкие танки шли в завывании моторов, в лязге гусениц, во вспышках орудийных выстрелов, в свисте пулеметных пуль. Отсюда, с высоты, было заметно их движение по верхушкам деревьев. Они качались из стороны в сторону, точно кто-то там, внизу, тряс их; они рушились вниз, но треска ломаемых стволов не было слышно. При свете наступающего утра можно было различить перебегающих через полянки и просеки советских пехотинцев. Они отходили с боем, сдерживая натиск врага.

Сколько было танков? Два, три?.. Вероятно, еще два идут там, правее… Люсь увидел, как на полянку с несжатой прошлогодней рожью выбежали советские бойцы. Прямо на них, брызгая огненными вспышками, вздрагивая при каждом выстреле, оседая на своих гусеницах, выполз вражеский танк. Тщедушный пехотинец в шинели с неаккуратно поднятым воротником вдруг присел, метнулся в сторону, быстро побежал к машине и, разогнувшись, швырнул гранату. У гусеницы танка взвилось дымовое облако разрыва. Танк все же продолжал двигаться. Люсь увидел, как из-за него выскочил немецкий солдат. Он держал у живота автомат и, как из брандспойта, полил им пространство перед собой. Маленький пехотинец упал. Длинная шинель с неаккуратно поднятым воротником встала горбом на его спине. Он сразу превратился в серый неподвижный комок, похожий на серую подшибленную птицу. И уже новый танк с потрясающей невозмутимостью выползал на поляну. За ним с автоматами бежали немцы, и звуки выстрелов стали громче, и деревья стали рушиться у подножия холма, обозначая путь танков.