Александр Письменный - Фарт

Вот какой он был, этот Сорочкин. Но Бетаров его совсем не знал и наседал на него, как на ничем не примечательного человека.

— Обслуживать вас никто не просит. Дайте сведения на ближайшие дни, вот все, что требуется.

— Вы не понимаете, что говорите, — упорствовал Сорочкин. — Мы не составляем прогнозов. Это не наша забота. Прогнозами занимаются межобластные управления, бюро погоды.

— Пускай прогнозы не ваша забота. Вы нам давайте метеосводку — и спасибо, — сказал Бетаров.

— Мы исследовательская станция, а не оперативная, — продолжал тянуть свое Сорочкин. — Дашь какие-нибудь сведения, а потом пойдут жалобы. Обращайтесь в районное бюро погоды.

Татьяне Андреевне не хотелось встречаться с нагловатым мастером канатной дороги, но так как она забыла рассказать о его вчерашнем визите, то почувствовала неловкость и вышла в коридор.

— Геннадий Семенович, вы не правы. Любая гидрометеостанция должна давать материалы заинтересованным организациям. Прогнозы составлять мы не можем, но знакомить их с метеосведениями обязаны. Товарищ приезжает второй раз. И Вараксин обо всем договорился с Петром Петровичем, — сказала она Сорочкину, холодно ответив на поклон Бетарова.

Ее неприветливость не смутила Бетарова. Он улыбался ей, как старой знакомой, радостно и непринужденно.

Блюдя свой престиж и досадуя на то, что попал в ложное положение, Сорочкин сдался не сразу. Неужели Сергей Порфирьевич не мог позвонить ему, прежде чем посылать за сводкой мастера канатной дороги? Поэтому он воскликнул горячо:

— Приезжает во второй раз! Да хоть в третий, Татьяна Андреевна! — И краска, только что проступившая, отхлынула от его щек. — В наши задачи не входит предупреждение народнохозяйственных организаций. Представим себе даже вероятность опасного метеорологического явления. Все равно, и об этом должны сообщать наши оперативные учреждения, а не мы.

— Ну что вы говорите, честное слово! Если к нам обращаются товарищи, как же можно отказывать? — прервала его Татьяна Андреевна. — Тем более это наши соседи, мало они делают для нас?

С досадой Сорочкин подумал: «Вот, пожалуйста, этот тип уже добился своего, Татьяна Андреевна вынуждена уделять ему внимание». Однако ему ничего не оставалось, как сказать:

— Да я не против, Татьяна Андреевна. Тем более что Сергей Порфирьевич, вы говорите, условился с Гвоздырьковым. Я, так сказать, для порядка.

И Сорочкин бросил неприязненный взгляд на Бетарова.

— Вот и отлично, — сказала Татьяна Андреевна. — Значит, товарищ Сорочкин даст вам нужные материалы.

Нестор поклонился:

— Очень благодарен… Не знаю имени-отчества.

Он с первого дня отлично запомнил, как зовут Татьяну Андреевну, но хотел услышать ее имя от нее самой, чтобы в некотором роде официально закрепить знакомство.

Татьяна Андреевна сказала:

— Это не важно.

И ушла.

Она до тошноты ненавидела назойливых приставал, донимавших ее чуть ли не со школьных лет, потому что она была хорошенькой девчонкой. И потом ее неудачное замужество… Она была замужем и ушла от мужа. Он тоже был таким, ее бывший супруг, ничего не замечал в ней, кроме того, что она хорошенькая женщина. Впрочем, лучше не вспоминать об этом…

Утром, проснувшись, она увидела на полу возле своей постели охапку рассыпанных веток боярышника; среди его узорчатых, по-осеннему желтых листьев горели кроваво-красные, перезрелые ягоды.

Комната Татьяны Андреевны находилась на втором этаже, окно упиралось в склон горы, и человеку, поднявшемуся на откос, не трудно было бросить в форточку ветки боярышника. Татьяна Андреевна всегда оставляла форточку открытой.

Петр Петрович, очень уважающий науку, держался той точки зрения, что вредно спать, когда в комнате слишком много свежего воздуха; организм во время сна должен отдыхать, — значит, следует уменьшить горение, ограничивать потребление свежего воздуха; всем известно, что избыток кислорода горение усиливает. Он был добрый хозяйственник, и его теория великолепно сочеталась с заботой о том, чтобы тепло из дома не уходило зря. И без открытых форточек дом гидрометеостанции продувало насквозь, как метеорологическую будку с ее стенками в виде жалюзи. Татьяна Андреевна пренебрегала его советом, и вот — неожиданный результат.

Кто мог влезть ночью или на рассвете на гору и бросить охапку веток в ее комнату?

Все утро странное происшествие не выходило у нее из головы.

Боярышник у них в ущелье рос теперь в малодоступном месте, высоко над скалами. Легко можно было сломать себе шею во время охоты за ветками. Кто мог на это решиться? Мелькнула мысль: приезжавший вчера мастер канатной дороги. Но для чего? По какой причине? Стоит ли рисковать головой, чтобы поволочиться за случайно приглянувшейся женщиной? Хотя от такого типа всего можно ожидать.

Недовольная и недоумевающая, Татьяна Андреевна собрала ветки, налила в кувшин воды и поставила букет у себя в комнате на стол. Она никому не сказала о происшествии.

В середине дня к ней в рабочий кабинет пришел дед Токмаков. По обыкновению не постучавшись, он открыл дверь и остановился, стянув с головы древний малахай. Татьяна Андреевна покосилась в его сторону и продолжала быстро писать, листая рабочие записи в блокноте, — она знала, что старик сам объяснит, зачем пришел.

Но дед Токмаков постоял молча у двери, подошел к столу и, все так же не говоря ни слова, сел на табуретку.

Тогда Татьяна Андреевна спросила:

— Что скажете, Егор Васильевич?

Дед Токмаков расправил ладонью шапку на колене и сказал, вздыхая:

— Получается неудобство в некотором роде, Татьяна Андреевна… Непутевый он парень, вот что я вам доложу. На работе вроде и ничего, а как положил инструмент в ящик, так в голове, это самое, одна ерунда. — Он произносил это слово через «ю»: юрунда.

Татьяна Андреевна перестала писать, ожидая, что последует дальше.

— У соседей авария — завалилась крыша, — он тут как тут: все божье семейство к себе в хату на постой, а у самого — ступить негде! Вроде святой какой или блаженный. А то, смешно сказать: выпал птенчик из гнезда, он сейчас таким манером — высвистывает со всего села босую команду, а сам, как бы сказать, председатель опекунского совета…

Татьяна Андреевна вздохнула:

— Да вы о ком говорите, Егор Васильевич?

— Ну о ком! О Несторе Бетарове этом самом! Да это бы еще ничего. Докладываю вам про добрые дела. Беда, что сегодня здесь у него — доброе дело, а завтра там или где еще — озорство. Эти гаврики с подвесной дороги все такие малость малахольные. Я ихнюю породу знаю. Сам Нестор как-тось рассказывал: нанялся в их компанию новый герой, работник вроде бы ничего, но бахвал — спасу нет! А живет вместе со всеми, как говорится, в общем житии. Решили его проучить. Раздобыли, это самое, старую танковую магнету, как он заснет, — а спать герой тот любил будь здоров, — они поднесут провода ему к ухе, да и крутанут ручку. Убить током, конечное дело, не убьет, напряжение в ней малое, но сила тока — дай боже! Удар такой, что герой наш кубарем с койки, весь ошалелый. Ну что сказать — бедняга не только брехать бросил, это самое — спать перестал… А ежели взглянуть в суть вопроса — одно озорство, фулиганство. Верное слово, Татьяна Андреевна, сорванец из сорванцов, на ем пробы ставить некуда! И все семейство ихнее такое, я их всех знаю наскрозь, чать, из одного села. Нестор этот еще вот такой был шпингалет, придет, бывало, ко мне в ущелье — я уж тогда здесь жил, — обратно не выгонишь, а мать бегает по селу, ищет, волосы на себе рвет.