Александр Письменный - Фарт

Татьяна Андреевна поглядела на Токмакова.

— Егор Васильевич, а зачем мне все это знать? — спросила она недовольным голосом.

— Да ведь на какую кручу полез! Ну, а сорвись?! Красивая картина! Нужны вам эти ветки.

— Я ничего не понимаю и не хочу понимать, — сказала Татьяна Андреевна сердито, потому что как раз отчетливо понимала, что скрывается за словами старика.

Дед Токмаков сокрушенно развел руками:

— А то уйдет в горы, хучь бы принес матери куропатку. Сядет над кручей, сидит, травинку жует, ну ни дать ни взять — кавказский пленник!.. Одно слово, непутевый человек, Татьяна Андреевна. Тут это всем известно.

Татьяна Андреевна помолчала, барабаня пальцами по столу.

— Почему вы думаете, что цветы бросил этот парень с канатной дороги? — спросила она сурово.

— Цветы — не знаю, а ветки, это самое, бросил он, точно.

— Ну ветки. Почему думаете, что он?

— А следы как же? Ночным снежком малость все вокруг припорошило, утром гляжу — видать, мотоциклетка прошла. А потом ходу дальше нет, он, это самое, полез пеший. Трудная работенка, ее на сдельной оплате не провернешь, не по железным столбам лазать… А на горе под вашим окном мелкие веточки оброненные. Днем был насчет прогноза, а вечером, чать, работу кончил, опять тут как тут. Экспедиция за ветками! Вопрос ясный, Татьяна Андреевна, парень сохнет по вас, это самое, как дважды два. Только, ради Христа, не оказывайте ему доверия. Ненадежный человек, сквозняк в голове.

— Вот что я вам скажу, Егор Васильевич. Меня эта история нисколько не интересует. Приятеля вашего я не знаю, да и знать не хочу. Некогда мне заниматься пустяками. И вас прошу больше о нем не говорить.

— Говорить, что же, можно, это самое, и не говорить. Только он не приятель мне, а так, известная личность. Одного опасаюсь, Татьяна Андреевна, парень настырный, блажной, он вам житья не даст. А кругом люди. Неудобство.

— Ладно, Егор Васильевич, как-нибудь сама разберусь. Спасибо, что предупредили, — сказала Татьяна Андреевна и обмакнула ручку в чернила, давая понять, что разговор закончен.

— Мне что. Ох-хо-хо, дела наши тяжкие. Можно и не говорить, — поднимаясь с табуретки, сказал дед Токмаков.

— Какая-то глупая, никчемная история. Точно шла и споткнулась на гладком месте, — с досадой сказала Татьяна Андреевна. — Нужно же придумать такую штуку — ветки бросать в окно! Что я, балерина или певица какая-нибудь?

— Балерина или певица, не знаю, а так оно всегда и бывает. Начинается сущей юрундой, а потом не знаешь, как распутаться. Легко он от вас не отлипнет. Лихой парень, это самое, непутевый!..

— Ничего, как-нибудь да отлипнет. Об одном прошу, Егор Васильевич, пусть этот разговор останется между нами, хорошо?

— Татьяна Андреевна, родная вы наша, расчудесная, да нешто я балаболка какая? А вам надобно было сказать. Для информации.

Так все это и началось.

Дед Токмаков ушел. Продолжался обычный трудовой день, Татьяна Андреевна спускалась к гидрометрическому мостику, производила наблюдения, связанные с проектом гидроэлектростанции, работала у себя в кабинете, но история с Бетаровым не выходила у нее из головы. Что это, обычное пошлое ухаживание? Может быть, любовь? Любовь с первого взгляда? Вдруг она вспомнила лектора на Урале, приехавшего к ним в поселок, где она проходила практику. Лекция так и называлась: «Что такое любовь?» Он цитировал какие-то литературные произведения, высмеивал каких-то критиков, приводил мысли великих людей, декламировал стихи. Она запомнила его глубокомысленную фразу: «Любовь — это не пережиток капитализма в сознании людей, как полагают некоторые критики…» Ну слава богу! Но что такое любовь, лектор так и не объяснил. Видно, по-прежнему о ней известно одно: что она не картошка… Все-таки полез человек на какую кручу, другой туда и за десять тысяч не заберется. Она повторила вслух, смешно коверкая слово: «лубовь»… Да с этим типом, наверно, и двух слов не скажешь. И вообще, к чему вся эта канитель?!

Всякий раз, когда Татьяна Андреевна поднималась к себе наверх, она смотрела на кроваво-красные ягоды боярышника и вспоминала о Бетарове. Кого-то он напоминал ей в своем черном стеганом ватнике, в черных брюках, в сапогах с отогнутым краем голенищ, стремительный, с озорным блеском карих глаз. Смутное ощущение какого-то сходства, которое она не могла определить, все время беспокоило Татьяну Андреевну.

Теперь Бетаров знал, у кого получать метеорологические материалы, но, прикатив за очередными сведениями, он опять постучался не к Сорочкину, а в кабинет к Татьяне Андреевне.

Она встретила его удивленно, недовольно, настороженно.

— Как насчет метеосводки? — поздоровавшись и не обращая внимания на нелюбезный прием, весело спросил он.

По его виду, по его тону, по его поведению никак нельзя было предположить, что Нестор питает какие-нибудь чувства к Татьяне Андреевне, что это он лазил бог знает куда за красивыми ветками боярышника. И хотя Татьяна Андреевна была уверена, что вовсе не думает о нем, нисколько им не интересуется, она задала себе вопрос: в чем причина его невозмутимости — в легкомыслии, в притворстве или в умении владеть собой? Потому что она не сомневалась: душевное равновесие мастера канатной дороги поколеблено.

— Я уже объяснила, за метеосводками нужно обращаться не ко мне, а к товарищу Сорочкину, — сказала она сдержанно, раздумывая, говорить ли о ветках боярышника или делать вид, что она не придала этому никакого значения. — Его комната рядом, ближе к выходу.

— Не допускаете мысли, что я попросту хотел повидать вас?

Он говорил это улыбаясь, с грубоватой прямотой и, в сущности, не показался Татьяне Андреевне развязным.

Она все же поморщилась:

— Об этом нетрудно догадаться, раз вы прошли дверь Сорочкина. Что вам надо от меня?

— Если скажу, что хочу получить сведения о количестве наносов за истекший квартал, вы поверите?

— Послушайте, я занята. Мне некогда шутить.

— Конечно, вы можете подумать, что я влюбился в вас с первого взгляда и потому только сюда и езжу.

— Уважаемый товарищ, об этом я не думаю. Больше того, откровенность за откровенность: меня нисколько не интересует, почему и зачем вы сюда ездите, — раздражаясь, сказала она.

— Напрасно, — ответил Бетаров, не переставая улыбаться. — Потому что я влюбился в вас не с первого взгляда, а со второго. Улавливаете разницу? Влюбиться не сразу — гораздо солиднее.

— Поразительная точность, но должна вас огорчить, мне это совершенно безразлично. Увы! — сказала Татьяна Андреевна спокойно, насмешливо, скрывая за вежливостью и спокойствием раздражение.

Теперь она ни минуты не сомневалась в том, что признание Бетарова, его доблестный поход за ветками боярышника — дешевое, пошлое ухаживание, имеющее цель прямую и ясную.