Иосиф Линдер - Загадка для Гиммлера. Офицеры СМЕРШ в Абвере и СД

Так продолжалось еще десять дней.

На пятнадцатое утро в штаб его больше не вызывали. Дуайт тоже пропал, и весь день Виктор был предоставлен самому себе. Недолго погоняв шары в бильярдной, он все оставшееся до обеда время провел в беседке среди зарослей цветущей сирени, наслаждаясь покоем. После обеда он возвратился в комнату, прилег на постель и не заметил, как заснул.

Разбудил его Николай. Радостно потрясая листком бумаги, он воскликнул:

— Все, Витек, карантин закончился, ты чистый! Курмис подписал увольнительную в город.

— Какую? Зачем? — еще не проснувшись как следует, недоумевал тот.

— Ты еще спрашиваешь! Какая, к черту, разница, главное — за забор вырваться!

— И что?

— Ну, ты загнул — что! Даже в этой дыре есть все, что душа пожелает. Кино, вино и домино, а про баб вообще не говорю: эти стервы сами на шею кидаются — только успевай уворачиваться.

— И что, Курмис просто так подписал и ничего не сказал?

— А чего ему говорить, когда по тебе все подтвердилось! Этот твой Гофмайер такую характеристику дал, что хоть под самого Сталина запускай. Ну и я, конечно, слово замолвил, сам понимаешь. Короче, бери увольнительную, быстро одевайся и вперед, а то без нас всю водку выпьют и лучших баб на ночь снимут.

— С меня причитается, — оживился Виктор и с благодарностью пожал руку соседу.

Увольнительная была до двадцати трех часов, и впервые за две с лишним недели у него появилась возможность попытаться хоть как-то дать знать о себе Утехину. Пока он еще не представлял, что и как будет делать, но это был хоть мизерный, а все-таки шанс выйти на связь с Центром. Подгоняемый Николаем, Виктор достал из шкафа пиджак, надел его, почистил недавно выданные туфли, на ходу спрыснул себя одеколоном и уже на пороге внезапно остановился.

— Ты чего, Витя? — с удивлением спросил Дуайт.

— А куда идти, если у меня нет ни копейки, — замялся он.

— Про копейки забудь — тут за все платит фюрер.

— Как это так?..

— Все нормально! Пошли! — И Дуайт, перебросив через плечо пиджак, подтолкнул его через порог.

Прежде чем выйти за территорию, они заглянули к дежурному и отметились в журнале.

На КПП им пришлось задержаться. Дотошный часовой придирчиво изучал увольнительную Виктора. Николай потерял терпение и с раздражением заметил:

— Вано, ты что тут нас до утра собрался держать?

— Э-э, — протянул тот, — служба!

— Ну и служи себе на здоровье, а нас не тормози.

— Порядок есть порядок.

— Ну, ты и бюрократ! — потерял терпение Николай, сунул руку в окошко, выхватил у часового документы и подтолкнул Виктора на выход.

— Я доложу коменданту! — уже вдогонку крикнул он им.

— Закладывай, закладывай! Я потом на полосе с тебя три шкуры спущу! — пригрозил Дуайт и поспешил на улицу, чтобы перехватить какой-нибудь транспорт.

Поздним вечером движения здесь не наблюдалось, от разведшколы до центра города было чуть больше километра, но Николай, любитель пустить пыль в глаза, категорически отказывался идти пешком.

Наконец из соседнего проулка показалась пролетка, Дуайт энергично замахал руками.

— Хозяин, подбрось в казино! — попросил он.

— Чего уж, садитесь! — пожал плечами неопределенного возраста мужик.

Николай вальяжно откинулся на спинку сиденья и стал проверять содержимое бумажника, а Виктор с жадным любопытством смотрел по сторонам. Война и здесь отработала по полной программе. Среди развалин попадались и целые дома, но выглядели они так, будто над ними промчался смерч. Редкие прохожие испуганно жались к заборам, спеша поскорее скрыться во дворах. Только ближе к центру следы разрушений не так бросались в глаза. То тут, то там выделялись свежей побелкой стены штабов и казарм, в редких магазинах шла вялая торговля, на центральных улицах среди серых армейских мундиров мелькали гражданские костюмы.

Пролетка остановилась у желтого, с аляповатыми колоннами здания. До войны там был заводской клуб, а ныне — второразрядное казино для младших чинов немецкой армии. Туда же допускались полицейские, чиновники из городской управы, спекулянты «черного рынка», картежники и проститутки — неизменная публика злачных мест.

Дуайт сунул мужику смятую купюру и подтолкнул Виктора к подъезду. Судя по тому, как их встретил швейцар, он был здесь частым клиентом. По запутанным темноватым коридорам он уверенно провел Виктора в зал.

В этот час в зале было немноголюдно. Оркестр на эстраде лениво исполнял фокстрот, и две пары вяло выписывали замысловатые па. Передние столики занимали немецкие унтеры из комендатуры, ближе к стенам жались полицейские и прочая разномастная публика. В отдельном кабинете за неплотно задернутой портьерой сидели офицеры.

Николай не стал проходить в глубь зала, выбрав столик по соседству с компанией разбитных девиц. Сделав заказ официанту, он вступил в перестрелку взглядами с томной пышногрудой брюнеткой и вскоре отправился с ней танцевать.

Виктор остался за столиком и, медленно потягивая из бокала вино, разглядывал публику. Его не оставляла надежда найти того, кто со временем мог бы стать ему помощником. Среди официантов наверняка каждый второй состоял осведомителем. Полицаи? Смешно! Артисты? А почему бы и нет? На роль связника они подходили почти идеально, а место работы являлось лучшей «крышей». От раздумий его оторвала подсевшая к столику проститутка. Пустая болтовня этой девицы вскоре опротивела ему хуже горькой редьки, но Николай, разгоряченный танцами, как назло, не возвращался.

Тем временем народу в казино прибавилось. Пьяные крики и женский визг порой заглушали звуки оркестра. Десятки полуобнаженных тел извивались на площадке перед эстрадой, и Виктор на какое-то время потерял Николая из виду. Внезапно в зале прогремел выстрел, музыка тут же стихла, публика завертела головами. Взгляды всех присутствующих обратились к кабинету.

Из него вывалилось пятеро немецких офицеров, они с трудом держались на ногах. Толстый приземистый капитан-пехотинец, своим обличьем напоминающий танк, бросил презрительный взгляд на притихшую толпу и, потрясая пистолетом, ринулся к оркестру. Ухватив за рукав трясущегося от страха скрипача, он что-то гаркнул ему. Тот вжал голову в плечи, на негнущихся ногах просеменил к пианисту, и спустя минуту под сводами зала нестройно грянул фашистский гимн. Когда наконец эта какофония стихла, толстяк, дирижирующий пистолетом, приказал оркестру играть фокстрот, а сам налившимися кровью глазами уставился на пары. Те, подгоняемые бешеным ритмом, нервно задергались, не решаясь покинуть площадку.

Внимание капитана вдруг привлекла пышногрудая брюнетка, с которой танцевал Николай. Сметая все на своем пути, он двинулся на них. Виктор невольно приподнялся над стулом — его охватило предчувствие надвигающейся беды.