Казимеж Радович - Кавалеры Виртути

Грохот рвущихся бомб попросту страшен. Кажется, что Тор разбивает огромным молотом земную скорлупу, которая с треском лопается и хлещет изнутри пламенем. С гулом налетают машина за машиной, и бомбы, будто ударяя в гигантский бубен, которым является Вестерплятте, грохочут в течение почти двадцати минут».

Они только закурили, когда услышали шум приближающихся самолетов. Пользуясь полной тишиной, которая наступила после отбитой, второй за этот день, атаки немецкой пехоты, они пошли после обеда в свое старое спальное помещение на первом этаже бокового крыла казарм. С капралом Грабовским была вся его группа, весь расчет орудия, после потери которого он никак не мог прийти в себя. Он беспрестанно рассказывал с самого начала историю этого орудия, какие разрушения произвел каждый из двадцати восьми выпущенных снарядов, а потом с поникшей головой уже тихим голосом говорил, как огонь с линкора обрушился на их позицию, как тяжелые снаряды разрушали земляной вал, как перевернутое взрывной волной орудие с отбитыми колесами зарылось стволом в песок, а он, командир, был вынужден смотреть на все это и не мог ничего, буквально ничего сделать. В конце он еще добавлял, что, когда явился в казармы с рапортом о несчастье, майор Сухарский подошел к нему…

— И посмотрел на меня так, скажу я вам, так посмотрел…

Как посмотрел на него командир, узнать было невозможно, но это, видимо, был взгляд глубокого понимания и сочувствия, который дошел до истерзанного сердца артиллериста и немного успокоил его.

Отделение Грабовского по приказу коменданта оставалось в резерве. Все лежали на койках в своей комнате в казарме и курили, когда услышали гул приближающихся самолетов. Клыс быстро поднялся, наклонил голову набок и первым сказал то, о чем подумали все:

— Наши!

Все вскочили, подбежали к окнам. Наконец приходила подмога, приходила помощь, которую они ждали уже целый день. Правда, они думали, что она придет в виде батальонов пехоты, эскадронов кавалерии, которые под грохот орудий со знаменами ворвутся в город, объявятся вдруг на той стороне канала, в тылу врага, блеснут штыками и с громким криком ринутся на побережье. Они уже обсудили все это подробно, поспорили даже о том, в каком направлении лучше всего вести наступление, но в принципе все согласились с тем, что начнется оно на широких просторах пригородных лугов, ворвется острым клином на улицы и разольется широким веером, достигнет берега моря и разорвет окружающее Складницу кольцо штурмовых батальонов. Они жили этой надеждой уже двадцать четыре часа, с того времени, когда миновал назначенный приказом срок их обороны, и поэтому так внимательно прислушивались к каждому отголоску, который не принадлежал к хорошо знакомым им звукам — не был басовым гулом орудий линкора, грохотом гаубиц и минометов со стороны Бжезьно и Вислоуйсьце, тарахтеньем пулеметов из Нового Порта. И, услышав гул моторов, они почти не сомневались, что это летят польские самолеты. Наступление пехоты на Гданьск могло ведь где-то остановиться, могло наткнуться на сильное сопротивление врага, поэтому и были посланы бомбардировщики, которым предстояло уничтожить и корабль, и артиллерийские позиции противника, превратив в груду щебня те, над каналом, откуда немцы вели беспокоящий огонь. Радостно взволнованные, смотрели они на распластанные под ясным куполом неба серебряные кресты крыльев, махали руками и громко кричали, словно летчики могли услышать их.

Грохот первых бомб мгновенно отрезвил их.

— Укрыться! — крикнул Грабовский. — От окон!

По коридору кто-то бежал и кричал:

— Все вниз!

Бомбы падали уже близко, поэтому все бросились вниз; бежали через вестибюль, когда вдруг большие двери, выходящие во двор, вылетели с сухим треском вместе с рамой, и в прямоугольнике отверстия заплясал красный веер пламени. Осколки обдирали светлую штукатурку стен, барабанили по кирпичам. Рядовой Якубяк остановился, выпрямившись в этом грохоте и стуке, и начал медленно поворачиваться, будто хотел как следует разглядеть все вокруг. Вдруг он обмяк, осел и неподвижно застыл на полу. Спижарный и Жолник подскочили к нему, хотели тащить к ступенькам, но Грабовский взглянул на лицо канонира и сказал сдавленным, бесцветным голосом:

— Оставьте его, уже не надо.

Взрывы отдалились. В глубине, в самом конце коридора, сержант Пётровский возился с железным заслоном, закрывающим вход на склад боеприпасов; они подбежали к нему, чтобы помочь задвинуть непослушные засовы.

— Если бы сюда хлопнуло…

Сержант мог не договаривать. Все прекрасно понимали, что с ними стало бы, если бы какая-нибудь бомба пробила двойное железобетонное перекрытие над складом. Все строение содрогалось от взрывов. Моторы продолжавших пикировать самолетов неистово выли, и звук этот надвигался, удалялся и вновь возвращался. Вдруг воздух разорвал чудовищный грохот, со стен посыпалась штукатурка, а коридор наполнился тучей белой известковой пыли. И тогда они увидели, как дверь в комнату, где лежали раненые, отворилась, и в ней остановилась какая-то фигура: она качалась, загребала руками, а потом двинулась вперед и утонула в мутном облаке. Это был поручник Пайонк. Грохот рушащихся перекрытий вырвал его из беспамятства, однако ноги заплетались в сползших бинтах, из ран лилась кровь, а широко открытые неподвижные глаза были устремлены в какую-то невидимую точку, к которой он шел. Пораженные этим зрелищем, солдаты не смели шевельнуться. Они подбежали к нему только тогда, когда он сильно закачался, подхватили под руки и потащили обратно к двери. И наткнулись на капитана Слабого.

— Быстро на койку, — скомандовал он.

Раненые поднимались на своих постелях, с беспокойством смотрели на происходящее. Сознание, что они могут быть засыпаны, раздавлены тяжелым перекрытием, наполняло их страхом, заставляло искать какого-то спасения. Капрал Вуйтович вцепился в рукав Грабовского.

— Что происходит? — спрашивал он. — Это конец?

Он поднял голос до крика, заражая этим других. Со всех коек послышались возгласы:

— Вынесите нас отсюда! Заберите нас!

Склонившийся над Пайонком капитан выпрямился, сделал несколько шагов к середине комнаты. Под его взглядом крики стихли. Грабовский подумал, что капитан сейчас рявкнет на раненых, но тот сказал мягким, тихим голосом:

— Спокойно, друзья. Здесь вы в безопасности. Я тоже отсюда никуда не уйду.

Он повернулся и вновь склонился над Пайонком, а солдаты выскользнули в коридор, где известковая пыль уже оседала и отплывала к лестнице.

Х. Штроменгер «Возвращение Данцига в лоно рейха»:

«В воздух взлетает черный столб дыма и, клубясь, несется над Вестерплятте. Бомба за бомбой попадают в цель. Налетают все новые и новые мощные громадины и, падая отвесно вниз с высоты 4.000 метров, избавляются от своего страшного груза».