Казимеж Радович - Кавалеры Виртути

За спиной сержанта Яждж громко прыснул в ладонь и тут же начал сильно кашлять. Гавлицкий сердито взглянул на него и буркнул:

— Идемте, капрал. А мы, Миштальский, — он обернулся, — мы еще встретимся.

Он услышал, как рядовой стукнул каблуками, а Яждж опять поперхнулся этим своим кашлем, но он уже шел большими шагами, не оглядываясь назад. Перед вартовней он остановился.

— Надо им сказать, что мы идем туда, а то они могут нас подстрелить.

Плютоновый Петцельт уже заметил их. Он высунулся в заднее окошко и гостеприимно приглашал:

— Заходи, Михал. Сейчас открою.

Тяжелые двери вартовни со скрипом приоткрылись. Из темной щели их поторапливал голос Петцельта:

— Входи, входи. Кое-чем угощу. Кто с тобой?

Они подошли ближе.

— Капрал Яждж, — ответил Гавлицкий. — Но мы спешим. К тому же перед работой я не пью.

— Только по одной, Михал. Хорошая водка.

— И наилучшую не пью перед работой.

Петцельт подошел к ним.

— На какую работу вы идете? — Только теперь заметил он инструмент и широко улыбнулся. — Рельсы будете развинчивать? Слава богу, а то они спать мне не давали. Если бы немцы на них впихнули бронепоезд или какую-нибудь другую чертовщину, мы были бы первыми. До них несколько метров.

Он посмотрел в сторону широкой просеки между деревьями: в сиянии лунного света там блестели полосы железнодорожных путей. Их вид мучил командира пятой вартовни почти с самого начала боев, и он уже несколько раз просил командование разрешить взорвать их, что, однако, как он полагал, не было встречено в казармах с пониманием. Поэтому он страшно обрадовался, когда увидел теперь Гавлицкого и Яжджа с тяжелыми ключами.

— Где будете развинчивать?

— Почти у самой станции. Капитан Домбровский приказал как можно дальше.

Петцельт покачал головой.

— Чертовски опасная история. Они там могут сидеть в кустах.

— Заметил что-нибудь? — спросил Гавлицкий.

— Нет. Мы все время слушаем.

— Тогда все в порядке. Идемте, Яждж.

Они двинулись в сторону просеки. Плютоновый крикнул вполголоса им вслед:

— Заходите, когда закончите.

Они шли медленно, держась в тени редких здесь деревьев, а потом поползли, огибая широкие поляны. Пути были слева от них, но они пока к ним не приближались. Время от времени они останавливались и поднимали головы. Лес молчал, но это могло быть призрачное, обманчивое молчание, поэтому они продвигались вперед все с большей осторожностью, а когда замаячили перед ними контуры вала, окружавшего старые склады боеприпасов, Яждж дернул сержанта за штанину.

— Хватит, пан сержант, — прошептал он. — У станции могут сидеть швабы.

Гавлицкий не откликнулся. Он понимал, что капрал прав, но хотел точно выполнить приказ. К тому же он искал такое место, где тень от деревьев на путях дала бы им хоть какое-то прикрытие от наблюдателей противника. Наконец он нашел такое место и подполз к рельсам. Темнота здесь не была непроглядной. Сквозь листья просеивался мутноватый свет, но движение листьев, перелив маленьких пятен света давал им шанс остаться незамеченными, прикрывал их защитной сеткой от глаз возможных наблюдателей.

Они стащили с плеч винтовки, положили рядом с собой. И гранаты. Яждж прошептал:

— В случае чего, пан хорунжий, по одному — за вал.

Гавлицкий шикнул на него, чтобы молчал. Он внимательно вглядывался в широкий тоннель, залитый блеском, отражавшимся от отполированного колесами железа, прислушивался долго и внимательно. Наконец решился:

— Начали!

Они наложили ключи на гайки, нажали руками изо всех сил, но головки даже не дрогнули.

— Заржавели наглухо, — нервничал Яждж. — Лежа мы не справимся.

Перспектива подняться, подставить себя под пули была не из приятных, но другого выхода не было. Гавлицкий встал первым, удлинил рукоятку ключа, дернул его, и вдруг холод пробежал у него по спине: гайка пошла с ужасающим скрежетом, она пищала при малейшем нажатии ключа. Он замер, а Яждж тихо проклинал все железо на свете. Они беспомощно посмотрели друг на друга. Лес пробудился, где-то в глубине застучали короткие очереди. Первым непроизвольным движением было упасть на землю. Только минуту спустя Яждж сказал:

— Это довольно далеко, похоже, у канала.

Сержанту казалось, он был даже уверен, что выстрелы раздаются ближе и что, возможно, огонь ведет обеспокоенная чем-то первая вартовня, но он промолчал. В них пока не стреляют, а работать они теперь смогут быстро, поскольку скрежета гаек никто не услышит.

— Давай! — сказал он, вскочил и схватил ключ.

Гайки отвинчивались по-разному. Одни шли гладко, другие сопротивлялись. Ребята упорно возились с ними, работая ключами. Наконец, залитые потом, с прилипшими к спинам рубашками, они покончили со всеми гайками. Сняли накладки, освободили рельс, потом оттащили его на несколько метров и забросали травой.

— Готово, — пробормотал с удовлетворением Яждж, складывая себе в карман открученные гайки. — Это на всякий случай, чтобы им нечем было завинтить.

Они еще раз оглядели дело своих рук, подняли винтовки и гранаты и отправились в обратный путь. Они уже не ползли, а, низко пригнувшись, перебегали от дерева к дереву. Выстрелы в лесу за ними постепенно замолкали, а когда они добрались до вартовни Петцельта, затихли совсем.

Плютоновый ждал их около просеки.

— Я думал, что это в вас, — сказал он. — Как только начали стрелять, я говорю ребятам: это по нашим Михалеку и Яжджу, но потом позвонил Будер, что это к ним хотели подкрасться. И что за народ эти швабы: не могут спать по ночам. Ну, пойдемте.

Он проводил их в вартовню и откупорил бутылку. Наливая водку, произнес торжественным голосом:

— За отвагу награждаю вас кружкой гданьской можжевеловой.

Выпили. Петцельт налил снова.

— Когда будете докладывать капитану — вдыхайте, — весело посоветовал он и поднял наполненную до половины кружку. — Будем здоровы, и чтоб они поломали себе шею на этих рельсах.

Хуго Ландграф, радиорепортер:

«И вот они уже видны. Они приближаются. С юга на север движутся над городом на фоне ясной голубизны неба маленькие точки.

Пикирующие бомбардировщики! На Вестерплятте!

Телефонный звонок Боесу. Тот как бомба врывается в комнату. Немедленно вызываем нашу редакционную машину и несемся к Новому Порту. Конечно, не так быстро, как наши летчики. Когда подъезжаем к Главному вокзалу Данцига, начинают падать первые бомбы.

Стоя в несущемся автомобиле, наблюдаем начинающийся налет. Машина за машиной падают, как ястребы, с огромной высоты. Они пикируют на Вестерплятте. Когда летчик выводит самолет из пике, ясно видны отрывающиеся бомбы. Они падают на землю по три — пять штук сразу с высоты 200—300 метров».