Казимеж Радович - Кавалеры Виртути

— Я на это не согласен.

— Ничего, они тебя и спрашивать не станут.

— Какая тебя муха укусила, Сташек?

— Откуда я знаю.. Может, я уже измотался.

— Не ты один. Я тоже эту неделю не был в отпуске, но не болтаю. Возьми себя в руки.

— Беру. — Треля криво усмехнулся. — Болтовня мне в этом помогает. Однако шпарят!

Люди начинали кашлять. Вартовня наполнилась известковой пылью, сыпавшейся с потолка и дрожащих стен. После шести дней обороны она ничем сейчас не напоминала всегда чисто выметенную и убранную боевую позицию, на которой под железной рукой плютонового Будера даже мухи, казалось, летали в идеальном строю. Сейчас всюду валялись гильзы, консервные банки, гранаты, грозящие взрывом. Люди не реагировали больше на такие мелочи.

Огневой налет не ослабевал. Немцы за неделю хорошо пристрелялись по польским позициям, но, несмотря на это, в вартовню не было еще ни одного прямого попадания снаряда крупного калибра. Снаряды рвались вокруг, долго перепахивали опушку леса, а потом огонь стал переноситься в тыл, концентрироваться в районе казарм, второй вартовни и поста «Форт». Солдаты сразу же почувствовали, как ослабло давление на перепонки, а хорунжий Грычман, сидевший все время молча на лавке возле одной из стен, встал и бросил своим обычным басом:

— Все по местам!

Они уже изучили тактику противника и ждали атаки после переноса огня в тыл. Обычно им хватало времени, чтобы занять позиции, установить на площадки станковые пулеметы, разложить гранаты и выкурить по сигарете, поскольку немцы довольно лениво выходили со своих исходных позиций. Однако на этот раз они ждали не особенно долго; штурмовые отряды показались уже через несколько минут на лесных просеках, бежали вдоль железнодорожного полотна, а на валу оставленного поста «Паром» поручника Пайонка засверкали вспышки автоматных очередей.

Хорунжий Грычман не отдавал пока приказа открывать огонь. Он обходил позицию, наблюдал за противником, который перебежками продвигался вперед. Среди наступающих солдат он заметил нескольких, перебегавших медленнее других, с ношей за спиной.

— Огнеметы, пан хорунжий, — проговорил Будер. — Хотят нас поджарить.

— Посмотрим, — Грычман обернулся, взял из рук рядового Маца винтовку, уложил ее на мешок с песком, прикрывающий бойницу, долго тщательно целился и наконец нажал на спуск. В лесу вспыхнуло яркое пламя, раздался грохот, и с минуту все видели объятый пламенем силуэт солдата. Грычман крикнул: «Теперь бейте по ним, ребята!»

Вартовня задрожала от выстрелов, и бегущие штурмовые отряды сразу же рассыпались, ища укрытия за деревьями и в воронках от снарядов. Наступающие залегли, прижатые к земле убийственным огнем пулеметов. Укрепление, как ощетинившийся колючками еж, брызгало из всех бойниц вспышками выстрелов. В одно из мгновений пулемет капрала Кубицкого вдруг умолк, и Будер бросился к его позиции.

— Что такое, черт побери? — заорал он. — Заснул?

Кубицкий стоял за стеной. Из мешков, прикрывающих бойницу, сыпался песок, по наружной стороне стены щелкали пули.

— Так пристрелялись, что не могу вести огонь, — оправдывался Кубицкий. — Посмотри сам.

Хорунжий Грычман был уже тут.

— Что такое?

Будер, успевший оценить обстановку, указал ему на вспыхивающие язычки пламени из-за нагроможденных у железной дороги стволов бука.

— Там засели, пан хорунжий. Если мы не уничтожим этот пулемет, атаки нам не отбить.

— Отсюда нам их не достать. Надо было…

Пулеметное гнездо располагалось неподалеку; если бы удалось незаметно подобраться к нему с фланга, одна граната решила бы всю проблему. Однако задание было крайне опасным, и Грычман высказал это вслух. Тогда вперед выступил рядовой Цивиль.

— Я пойду, пан хорунжий.

— Вы?

Солдат стоял перед ним навытяжку, смотрел ему прямо в глаза.

— Надо идти.

Грычман кивнул. Действительно, кому-то надо идти, и, возможно, было бы правильнее, если бы это сделал Цивиль. Ему надо было дать такой шанс. Он в нем крайне нуждался. И хотя они больше не разговаривали друг с другом, хорунжий чувствовал, что случившееся не дает ему покоя, и поэтому сказал:

— Будьте осторожны, Цивиль. А мы постараемся отвлечь их внимание.

Солдат вынул из сумки гранаты, сунул их себе за пояс и выскользнул из вартовни, которая грохотала теперь с удвоенной силой. Будер направлял огонь, пригвоздил им немцев к земле, не давая двинуться ни одному из штурмовых отрядов, хотя пулемет у железной дороги сильно усложнял задачу. Рядовые Грудзень и Полець уже перевязывали раны, к счастью легкие, а у капрала Кубицкого пуля скользнула по каске. Над мешками с песком, иссеченными пулями, курилась пыль, словно они наполнены были мукой, однако все продолжали держаться, понимая, что надо отвлечь внимание немцев и дать возможность Цивилю добраться до огневой точки противника. Грычман ежеминутно терял его из поля зрения; солдат полз быстро и ловко, припадал к земле и снова двигался вперед. Хорунжий надеялся, что, если солдат и дальше не потеряет присутствия духа и осмотрительности, попытка удастся.

Цивиль был уже недалеко от немецкого пулемета, однако хотел, видимо, поразить цель наверняка и продолжал ползти. Вдруг он вскочил, метнул гранаты и снова упал на землю, а перед ним взметнулся столб огня и глухо грохнул взрыв. Пулемет умолк, и Цивиль стал отходить. Пуля настигла его уже у самой вартовни.

Пока хорунжий Грычман и мат Рыгельский со своими людьми отбивали атаку немецкой пехоты, на вторую вартовню продолжали обрушиваться снаряды противника. Надземная часть ее была уже почти полностью разрушена, а укрывшийся в подземных казематах гарнизон задыхался от гари и дыма, наполнявших помещение. Домонь напрягал всю силу воли, чтобы удержаться и не броситься к выходу. Он неотрывно смотрел на потолок, надеясь, что он вот-вот рухнет и раздавит всех. Однако массивный свод пока выдерживал, и, хотя снаружи вартовня выглядела как дымящиеся развалины, как громадная куча битого кирпича, укрытая махровой шалью рыжей пыли, подземные ее сооружения выдерживали удары, и, когда огневой вал переместился в сторону казарм, полуживой, едва не задохшийся гарнизон встретил атакующих немцев убийственным огнем пулеметов. Домонь снова выбрался наружу со своими людьми и с импровизированных позиций прицельно косил левый фланг вражеской цепи, продвигавшийся вдоль берега канала. Кирпичная стена, ограждавшая ранее Вестерплятте, была полностью снесена и не могла больше служить прикрытием для наступающих, которые тем не менее пытались подобраться поближе к вартовне и забросать ее гранатами.

— Если подойдут, пан капрал, нам крышка, — проговорил рядовой Чая. — Хватит и двух гранат.