Фатех Ниязи - Не говори, что лес пустой...

Поезд ушел, и обе женщины, две матери, вернулись в опустевшую квартиру, и потекли дни, наполненные радостью, тревогами и грустью.

— Хорошо, что вы со мной, — говорила Оксана Алексеевна Бибигуль. — Иначе не знала бы, что делать в четырех стенах.

— Да, Оксана-апа, одиночество хуже могилы, — вздыхала Бибигуль. — По себе знаю… Вообще-то было бы лучше, если бы зять и дочь взяли вас с собой.

— Нет, Бибиджон, никогда не уехала бы, — отвечала Оксана Алексеевна, называя Бибигуль по-своему, коротко и ласково. — Во-первых, я привыкла к этим стенам и к этому городу, к его людям так, словно бы тут родилась. Здесь прошли мои лучшие годы, отсюда провожала мужа и детей, тут у нас с вами друзья. Ну, а во-вторых, пусть молодые сами устраивают свою жизнь, пусть привыкают к самостоятельности. — Помолчав, она улыбнулась: — Только бы писали чаще.

Письма Шакена и Шуры доставляли и ей и Бибигуль неописуемую радость. Они читали их и перечитывали, делились своими чувствами с Мансуром Мардоновым и его женой, со всеми соседями и сослуживцами.

«Эх, получить бы весть о Давляте и Наталье!» — вздыхали они, каждая про себя, ибо не хотели расстраивать друг друга.

Возвращались из армии бойцы-победители, но не было с ними ни Давлята, ни того, кто мог бы сказать что-нибудь о нем. Оксана Алексеевна продолжала писать во все соответствующие инстанции, но ответы приходили одинаковые: «В списках погибших не значится».

Правда, много спустя, в декабре 1947 года, они получили справку о том, что Указами Президиума Верховного Совета СССР старший лейтенант Сафоев Давлят Султанович за мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, в 1943 году награждался орденами Отечественной войны первой и второй степеней, а затем пропал без вести.

— Значит, в сорок третьем он был еще жив, — вслух размышляли Оксана Алексеевна и Бибигуль. — Вторым орденом его наградили в августе. Тарасевич написал письмо из Москвы в то же время. Где он его видел? Может быть, и в самой Москве?.. Нет, если бы Давлят был там, то наверняка бы написал тоже. Значит, в другом месте. «Отлично выполняет боевые задания», — писал Тарасевич. Господи, хоть бы знать, какие задания, может быть, это дало бы ниточку для поисков?

— А если попробовать разыскать Тарасевича? — предложила Бибигуль.

— Я сама подумала об этом, — сказала Оксана Алексеевна.

Она написала письмо в республиканский военкомат и примерно через месяц получила ответ о том, что Герой Советского Союза, полковник Тарасевич Николай Петрович пал смертью храбрых в феврале 1945 года.

— Боже мой, чуть-чуть не дожил до победы, — горестно вздохнула Бибигуль.

— Да, чуть-чуть, — тоже вздохнула Оксана Алексеевна. — Война пожирала людей до последней минуты. У Валентины Демидовны, — назвала она завуча своей школы, — сын погиб девятого мая.

— Но у соседей Мардоновых сын вернулся только три месяца назад, — напомнила Бибигуль. — Тоже отвечали — пропал без вести, а он лежал в госпиталях.

— Да, значит, и нам надо жить надеждой и верой, — сказала Оксана Алексеевна.

Февраль выдался холодным, морозным. За окном валил снег, завывал ветер. В квартире дуло из всех щелей, женщины сидели, укутавшись в платки. Угля и дров было мало, поэтому топили лишь к вечеру, вернувшись с работы.

— Ничего, — говорила Оксана Алексеевна, — в войну было тяжелее.

— Мороз долго не продержится, скоро уже наступит весна, — вторила ей Бибигуль.

В тот вечер Оксана Алексеевна сидела, ссутулившись, за письменным столом, проверяя тетради учеников, а Бибигуль растапливала печь. Глядя на языки пламени, лизавшие дощечки, она призадумалась, затем вдруг спросила:

— Сколько было бы сейчас нашему внуку Султану?

Оксана Алексеевна вздрогнула. Сделав над собой усилие, она перевела взгляд на календарь.

— Через три с половиной месяца восемь. Ходил бы в первый класс.

В комнате снова воцарилась тишина, только потрескивали в печке разгоревшиеся дощечки. Бибигуль стала подбрасывать уголь, потом, когда занялся и он, закрыла дверцу и поддувало и ушла мыть руки. Она не возвращалась долго. Оксана Алексеевна, нахмурившись, встала и хотела было пойти за ней на кухню, но тут Бибигуль вошла сама и, пряча глаза, виновато пробормотала:

— Соринка попала под веко, никак не могла вытащить.

Оксана Алексеевна промолчала. Она стала ходить вперед-назад по комнате, потирая озябшие руки, и наконец прислонилась к печке, от которой повеяло блаженным теплом.

— Что-то давно нет ничего от наших, — сказала она.

— Потому и говорят, что сердце матери тянется к ребенку, а сердце ребенка тянется отмерять версты, — вздохнула Бибигуль.

— Сама со дня на день станет матерью, должна понимать, — сказала Оксана Алексеевна и сердито прибавила: — Если завтра ничего не будет, всыплю им крепкой телеграммой.

— А может, уже в роддоме? — робко, словно боясь, что сглазит, произнесла Бибигуль.

— Но Шакен-то может сообщить? Нет, с утра же пошлю телеграмму, — перерешила Оксана Алексеевна и только шагнула от печки к столу, как в дверь постучали.

Бибигуль кинулась открывать. Через минуту она вернулась и протянула Оксане Алексеевне телеграмму, в которой было всего полторы строчки:

«Шура родила сына зпт поздравляю внуком тчк Целую Шакен».

Радость разом согрела женщин, они обнялись и расцеловались.

— Как же назовут? — сказала Оксана Алексеевна, когда схлынул немного восторг.

— Надо, чтобы и его назвали по деду, — сказала Бибигуль.

— Максим?

Бибигуль кивнула.

— Правильно, Бибиджон, очень правильно! Я сейчас же сбегаю на почту, дам телеграмму, сейчас, — стала торопливо одеваться Оксана Алексеевна. — Пусть имя Максим никогда не покидает нас!..

Маленький Максим стал звонкой радостью дома. Шура приезжала с ним каждый год на два-три месяца, и эти дни были самыми необычными и счастливыми в общем-то однообразной жизни двух пожилых женщин. Они не чаяли во внуке души. Когда Шура уезжала назад в Германскую Демократическую Республику, где служил Шакен, в доме становилось пусто.

— Неужели они не могут быть где-нибудь поближе? — спрашивала Бибигуль всякий раз после проводов.

— Не знаю, чем нравятся мои дочери военным людям, — отвечала с грустной усмешкой Оксана Алексеевна. — Конечно, — прибавляла она, столкнувшись взглядом с Бибигуль, — это славная мужская профессия.

Однажды Оксана Алексеевна сказала:

— А что, если мне провести отпуск в Германии?

Бибигуль горячо, всем сердцем, поддержала ее мысль, и вскоре зять выхлопотал Оксане Алексеевне разрешение на поездку в гости.

Это было в апреле 1952 года.

Какие иногда штуки вытворяет жизнь, какие нежданно-негаданные встречи устраивает! Словно для того и приехала Оксана Алексеевна в ГДР, чтобы увидеться с этим человеком.