Фатех Ниязи - Не говори, что лес пустой...

— Один раз, осмелюсь донести, живем, — разглагольствовал он в своей подвыпившей компании. — Сколько осталось гулять, только богу известно, поэтому не будем терять времени.

— Эх, — вздыхала его подружка Бустон-хон, — дал бы раньше знать, избавила бы тебя от этой беды.

Опьяненный вином и ласками, Шо-Карим скалил зубы:

— Неужто твоя власть так велика? Или правду говорят, что куда черт не дойдет, туда он женщину пошлет?

— Черт не черт, а помочь бы могла.

— Ну да? — разом отрезвел Шо-Карим. — А теперь… неужели ничего нельзя сделать теперь?

— Сделать-то, наверное, можно, да если изо всех оставят тебя одного, как бы не случился скандал. Дело, сам понимаешь, связано с риском.

— Э-э, осмелюсь донести, какое дело бывает без риска! Попробуй, дорогая, я согласен на все.

— Ой, не знаю, — наморщила лоб Бустон-хон. — Право, не знаю… Разве только сперва посоветоваться?

— Когда? — нетерпеливо спросил Шо-Карим.

Бустон-хон чуть приподняла густо насурьмленные брови, скривила в усмешке толстые, яркие губы.

— Ах, какой торопливый! Представляю, как мучился девять месяцев в мамочкином животе!

Но не до шуток было Шо-Кариму, он взмолился:

— Душа моя, да взять мне все твои беды на себя, ведь на мосту Сират [23] Мост Сират — мост тоньше волоса, через который, по представлениям мусульман, проходит дорога в рай. стою, одна надежда на тебя. Не дай…

— Дай, не дай, — раздраженно прервала Бустон-хон, — а чего ради мне возиться с тобой, зачем мне эта морока — если все устроится, если твой ишак пройдет через грязь, все равно опять заспешишь к своей женушке.

— Милая, да ты только помоги, век буду твой, с потрохами!

— А с деньгами как?

— Немного найдется.

— Немного, — фыркнула Бустон-хон. — За немного и кошка не выйдет на солнце!

— Не бойся, найду! — сказал Шо-Карим и вывалил все имевшиеся при нем деньги на стол.

Бустон-хон даже не глянула на них, но тон мгновенно сменила и опять опьяняла жаркими ласками. По ее совету он не явился, как надлежало, утром в военкомат: обещала пойти сама и сказать, что заболел.

Появившись утром в столовой, которой заведовала, и отдав нужные распоряжения, Бустон-хон занялась устройством дел Шо-Карима. Она переговорила с тремя-четырьмя знакомыми, которые в ее кругу считались нужными людьми, и некоторых пообещала отблагодарить. Потом пошла в республиканский военкомат, где у нее тоже были знакомства, правда поверхностные, но это, подумала она, не имеет значения. Главное, чтоб узнали. Она не собиралась говорить с ними ни прямиком, ни обиняком. Думала лишь спросить, нельзя ли отложить на несколько дней отправку ее двоюродного брата Шо-Карима Шо-Рахимова, который со вчерашнего вечера чувствует себя плохо и, если надо, представит справку от врача.

Один из сотрудников военкомата, к которому Бустон-хон обратилась, засмеявшись, сказал, что никакой справки не потребуется, так как ее двоюродный брат и все его товарищи со вчерашнего дня освобождены от призыва и могут возвращаться домой со спокойной душой и чистой совестью.

— Простите, как бы не вышло ошибки, не попал бы в беду… — спросила, внутренне возликовав, Бустон-хон.

— Да вы что, уважаемая, радио не слушаете, газет не читаете? Война подходит к концу, положение изменилось. На что теперь армии лишние люди?

— Ага, конечно… — кокетливо промолвила Бустон-хон. — А как с документами?

— Может завтра прийти и тут получить, не хочет — получит в своем районном военкомате.

Бустон-хон тотчас же помчалась домой, стянула с Шо-Карима одеяло, погнала его умыться, накрыла на стол и, налив ему бокал вина, ухмыляясь, сказала:

— Все в порядке, вояка!

— Так быстро? — не поверил Шо-Карим.

Бустон-хон обожгла его недовольным взглядом, сердито сказала:

— Другой благодарности я не ждала.

Шо-Карим притянул ее к себе, стал осыпать поцелуями ее лицо, волосы, шею и просить прощения, клясться в любви.

— Ну да, после рюмки ты лев, — сказала Бустон-хон, вырвавшись из его рук.

— Нет, без всяких рюмок, кому хочешь скажу. Вот, вот… — принялся Шо-Карим кидать деньги на стол. — Весь я твой, телом и душой. Делай что хочешь.

Бустон-хон пожала плечами.

— Я уже говорила, что только ради твоей распрекрасной души и кошка не вылезет на солнце.

— Говори, сколько тебе надо.

— Не мне, а тому, кто взялся спасать тебя.

— Я понимаю… Сколько он хочет?

— Пять тысяч, — сказала Бустон-хон и, отвернувшись к зеркалу, стала поправлять прическу.

Шо-Карим принялся лихорадочно считать деньги.

— Здесь почти семь, — сказал он.

— Лишние пусть радуют хозяина, — даже бровью не повела Бустон-хон.

— Ты им хозяйка, дорогая моя, возьми.

— Хватит пяти тысяч, остальные держи при себе.

— Пожалуйста, — протянул Шо-Карим деньги.

Бустон-хон сунула их в сумку и сказала:

— Но ты четыре-пять дней не выходи на улицу, чтоб не попасться кому на глаза.

— Хорошо, милая, — покорно произнес Шо-Карим и спросил: — Ты скоро вернешься?

— Передам деньги, часа два-три буду занята на работе, потом забегу на базар…

— Долго! — вздохнул Шо-Карим.

Бустон-хон подарила ему обворожительную улыбку и ушла. Заперев за ней дверь, Шо-Карим повалился на диван.

На этом черном, массивном диване с тяжелыми, жесткими валиками, с высокой спинкой и полкой с зеркальными шкафчиками по бокам Шо-Карим стал проводить целые дни. А дома, в Пархаре, ждала его Бибигуль. Никто не мог внятно сказать ей, куда он запропастился. Те, кто уходил вместе с ним, отвечали, что знают одно: в тот день, когда их отпустили по домам, Шо-Карим в военкомате не появлялся.

Не зная, что и думать, Бибигуль решилась поехать в Сталинабад. Она умолила директора совхоза дать ей в помощь одного из работников и вместе с этим спутником прямо с автобуса направилась в республиканский военкомат. Здесь они попали к тому самому сотруднику, с которым беседовала Бустон-хон, и он сказал им, что и в глаза не видел Шо-Карима Шо-Рахимова и знает о нем только по документам да еще по тому, что некоторое время назад им интересовалась другая женщина.

— Какая женщина? — торопливо спросила Бибигуль.

— Вроде бы его двоюродная сестра.

— Какая сестра? — Бибигуль стало душно, кровь отхлынула от лица. — Нет же у него тут родственников.

Сотрудник военкомата пояснил, что эта женщина заведует столовой на колхозном рынке и приходила сообщить, что Шо-Рахимов занемог, сам явиться не может, два-три дня тому назад его документы вернули в райвоенкомат.

Бибигуль и ее спутник пошли на базар. Нужная им столовая оказалась у самого входа. Но заведующей на месте не было.

— Они тут редко бывают, их дело — бегать по конторам да базам, — сказала буфетчица, как видно, сильно почитавшая заведующую: иначе, как во множественном числе третьего лица, она о ней не говорила.