Сергей Прага - Да, был

С годами вражда крепла. Зепп первым применил запрещенный прием — вооружился кастетом, но затем три недели пролежал с вывихнутой рукой и поломанным ребром. А Фриц Блашке, как и десять лет назад, сетовал на евреев.

И вдруг в Альбахе разразился необычайный скандал: дождливой осенней ночью братья Вольфзоны поймали Зеппа, когда тот пытался поджечь их сарай. В схватке один из братьев рассек ему лоб. Зеппа следовало судить как поджигателя, но… старый Якоб внял мольбам Фрица, дело замяли, а семнадцатилетний Зепп срочно уехал к тетке в Нюрнберг.

С собой он увез непримиримую ненависть к евреям… Уже через год Зепп сошелся с Больдуром фон Ширахом, вступил в «Гитлерюгенд» и был зачислен в СС, находящийся под запретом. Там впервые он произнес: «Я клянусь в нерушимой верности Адольфу Гитлеру. Я клянусь беспрекословно подчиняться ему и тем руководителям, которых он изберет мне». Да и как было не поклясться в верности человеку, который провозгласил: «Германия, пробудись! Погибни, еврейство!» Ведь это он сказал: «Мы хотим произвести отбор слоя новых господ, чуждого морали, жалости, слоя, который будет сознавать, что он имеет право на основе своей лучшей расы господствовать, слоя, который сумеет установить и сохранить без колебаний свое господство над широкой массой…»

…В один из воскресных дней, когда отзвонили колокола и набожные граждане Альбаха толпой вышли из кирхи, преграждая им дорогу, по улице промаршировали двадцать юнцов во главе с Зеппом Блашке в черном мундире эсэсовца. Плечом к плечу, они шли с высоко вскинутыми головами и горланили:

…Если весь мир будет лежать в развалинах,

К черту! К черту!

Нам на это наплевать!

Мы все равно будем маршировать дальше,

Потому что сегодня нам принадлежит Германия,

Завтра — весь мир!.. Весь мир!

У мастерской Якоба Вольфзона хулиганы остановились. Взобравшись на пустую бочку из-под бензина, Зепп огласил четвертый пункт партийной программы: «Только представитель расы может быть гражданином, а представителем расы может быть только тот, в ком течет германская кровь, независимо от его вероисповедания. Следовательно, ни один еврей не может быть представителем расы».

С криками: «Германия, пробудись!» — новоявленные юдофобы побили стекла в домике Вольфзона и, продолжая горланить песню, промаршировали дальше по городку. С того дня дела Фрица Блашке пошли в гору. Зепповские молодчики постоянно пикетировали возле мастерской Вольфзона и нуждающихся в услугах механика-кузнеца направляли к Блашке.

…Девятого ноября тысяча девятьсот тридцать восьмого года, когда по Германии начались организованные правительством еврейские погромы, Зепп Блашке собственноручно застрелил старого Якоба Вольфзона, Соломона и Авраама и прикрепил первые три серебряные звездочки на свою пистолетную кобуру.

Прошло пять лет… Тогда Зепп Блашке был безвестным гауптштурмфюрером СС, его не вызывали на ответственные совещания и не принимали запросто у высокопоставленных дипломатов.

«Времена меняются, — самоуверенно разглядывая себя в зеркале, думал Зепп. — Старый Фриц может гордиться сыном, который в тридцать пять лет станет обер-группенфюрером. Не может быть, чтоб, получив кобуру с пятью золотыми звездами, Адольф не сделал красивого жеста… Воображаю, как обрадуется старик, когда я вручу ему подарок Гиммлера… Подписывая приказ, «страшный Генрих» так и сказал:

— Это в дар вашему папаше, Зепп.

РАЗМЫШЛЕНИЯ КИРМФЕЛЬДА

Комендант шталага Б-IV сидел в кабинете и, тупо уставившись на трубку одного из телефонных аппаратов, грыз ногти.

Он был встревожен телефонным разговором. Доброжелатель сообщил: «К тебе выехал «пожиратель евреев». Едет с особым заданием».

«С особым заданием? Что бы это значило? — напряженно думал Кирмфельд. — Группенфюрер СС Зепп Блашке по пустякам не поедет».

На прошлой неделе, вот так же неожиданно, Блашке приехал к фон Бергену. Походил по лагерю, среди пленных обнаружил двух евреев, ничего не сказал и уехал. А вчера бедняга фон Берген со всем штатом отправился на Восточный фронт. Месяц тому назад Блашке изволил побывать в шталаге в Эссене. Приказал выстроить военнопленных и задал провокационный вопрос: «Имеются ли претензии в связи с тем, что в отношении вас не применяются некоторые положения Гаагской конвенции? Кто хочет сказать — три шага вперед».

Из рядов вышли человек семьдесят. Блашке умчался на своем «Ганомаке». А затем последовал приказ: «Капитан Варнике не справляется с обязанностями. Пленные до сих пор не усвоили того, что на русскую сволочь никакие международные договоры о военнопленных не распространяются». Руководство шталага полетело к чертям. Его угнали на Восточный фронт. А ведь сегодня фронт не такой, каким был два года назад. И вот уже десять дней, как фрау Варнике ходит в глубоком трауре.

Кирмфельд, опустив веки, пальцами тихо барабанил по столу и перебирал в уме все, за что можно попасть в немилость к страшному «пожирателю евреев». В шталаге ни одного еврея. За это Кирмфельд готов поручиться головой. Насчет коммунистов сказать трудно. Если при вступлении в партию каждому большевику ставили бы какое-нибудь клеймо, тогда — другое дело, а сейчас, сколько ни бейся, — коммунистов нет. Приказы, инструкции и директивные циркулярные письма об обращении с русскими военнопленными, — а их полный сейф, — выполняются. Зондеркоманда не сидит сложа руки, а он, Курт Кирмфельд, никогда не забывает: «Переступивший порог шталага — обречен».

Внезапно мелькнула мысль: «Неужели оговор?»

Кирмфельд открыл глаза, чертыхнулся, рывком нажал кнопку звонка и, не глядя на поспешно вошедшего подчиненного, сказал:

— Передайте распоряжение: работы прекратить немедленно. Пленных возвратить на территорию. Колонны встречать музыкой. На марше петь песни. — Кирмфельд погрозил пальцем: — К нам выехал господин группенфюрер Блашке!

Щелкнув каблуками, дежурный вышел. Кирмфельд, откинувшись на спинку кресла, впился глазами в карту, по которой с севера на юг змеей извивалась жирная линия — линия Восточного фронта, катастрофически отползающая на запад…

Вчера, в это самое время, приехали трое в форме Ваффен СС, отрекомендовались представителями командования «Грузинского легиона» и предъявили приказ за подписью рейхсфюрера СС: «Всех советских военнопленных грузинской национальности немедленно передать в распоряжение легиона».

В шталаге оказалось двадцать семь грузин. «Представители» решили провести индивидуальную обработку каждого из них. Первым оказался великан, глядя на которого, Кирмфельд подумал: «Ну и рост… ну и силища!»

«Легионеры» с пленным разговаривали на языке, непонятном Кирмфельду. Начав мягко и вкрадчиво, один из «представителей» все больше горячился, наконец, поднял голос до крика и, размахнувшись, ударил великана по лицу. Тот ухватил обидчика за борт мундира да так рванул его, что по кабинету разлетелись пуговицы. «Легионер» выхватил пистолет. И вот тут-то Кирмфельд, кажется, допустил ошибку, просчитался. А виновата инструкция: «Никто, кроме чистокровного арийца, не имеет права уничтожать принадлежащего к низшей расе…» Сильным ударом Кирмфельд выбил пистолет из рук «легионера». Грозным «хальт!» водворил порядок и тут же принял решение: у военнопленного горячая кровь и возбужденные нервы, а в таких случаях полезна «водная процедура».