Сергей Прага - Да, был

— Ну и ну! — поразился Снегирев. — Капо и вдруг коммунист! Даже не верится!..

— Верится или нет, а факт, — сказал Коготков, — и мы должны использовать эти возможности как можно полней… Надо обсудить, как поддерживать связь с Гиссом и какую помощь просить…

Нечаев, ерзавший от нетерпения, наконец не выдержал:

— Надо через него установить связь с немецким подпольем и организовать побег.

— Массовый? — осторожно спросил Павлов.

— Да, хотя бы и массовый.

Наступила тишина. Каждый мысленно представил, как будет выглядеть массовый побег из шталага.

— А почему бы и нет? — нерешительно сказал Русин. — Перебить охрану и…

Снегирев неопределенно хмыкнул. Павлов покрутил головой. Коготков сел по-восточному, поджав под себя ноги, и с укоризной посмотрел на Русина.

— Вы, Владимир Николаевич, командовали ротой, имеете опыт побега и такое загнули, что… Ну, товарищ Нечаев — сержант-танкист, ему простительно… Давайте на миг представим: договорились бежать. Восемьсот человек как один согласны. Когда бежать, как не во время марша в каменоломню… Идем. Подан условный сигнал… Ура! Мы бросаемся, уничтожаем охрану и собак, овладеваем пятьюдесятью автоматами и…

Русин зажмурился и на миг представил дальнейшее: Восемьсот человек — голодных, промокших, не зная местности и языка, с автоматами, — один на двадцать, — разбегаются кто куда, — ведь не побегут колонной. И уже через час начнется травля собаками: а затем расстрелы… расстрелы… и… все ради того, чтоб маленькая группа наиболее удачливых ушла. Он облизал сухие губы, качнул головой:

— Простите, вы правы… Дальнейшее можете не договаривать…

— То-то, — сказал Коготков, — ради успеха одиночек нельзя рисковать человеческой массой. Группой — извольте… А сейчас предлагаю: просить Гисса снабжать нас газетами, сообщать о том, что умалчивает пресса, доставать медикаменты. Большего, пожалуй, он и не сможет…

ОШИБКА ПРИ ПОДСЧЕТЕ

Еще двадцать эсэсовцев во главе с капитаном Виктором откомандировали из шталага. На замену прибыли капо из Мюнхенской тюрьмы. Эсэсовцы, пока что оставшиеся у фон Шерфа, несли наружную охрану, а дежурили в блоках, у ворот и конвоировали пленных капо.

После того как Русин отрыл и вторую могилу, недели две его назначали на разные работы внутри зоны. Гисс умудрялся ежедневно передавать ему свежие газеты, курево, еду, медикаменты. А как-то, оставшись с глазу на глаз, сказал:

— Если найдете способ бежать, я подготовлю одежду, дам карту местности, пистолет и адрес товарища на германо-швейцарской границе.

…Изнурительные работы и еще больше изнурительные мысли сделали свое. Русин весь высох: бледная кожа плотно обтягивала скулы, нос заострился, глаза ввалились. Волосы у висков поседели.

— Сдаешь, друже, сдаешь, — говорил Старко. — Может быть, болит что? Может, тревога какая?

— Эх, Остап, Остап, на здоровье не жалуюсь. А тревожит думка: бежать хочу. Хожу, высматриваю лазейку, щелочку, а ее, проклятой, нет. Крепко построена тюрьма. Но… найду! А как найду — поминай как звали. Уйду!

— Один?! Без меня?! Без хлопцев?! — обиделся Старко. — Да как же это так? И не думай, одного не пустим…

…На пятнадцатый день Русин вновь попал на работу в каменоломню. В пути колонну военнопленных неожиданно остановили. Два капо — дежурный у ворот » старший конвоя — медленно прошли вдоль колонны, громко отсчитывая ряды военнопленных.

Из иронических реплик конвоиров Русин понял причину остановки: капо у ворот шталага, выпуская колонну, ошибся в подсчете на два ряда. И хорошо, что спохватился, а то было бы ему мороки, когда с работы возвратилось бы на десять военнопленных больше.

«Вот она, лазейка!» — возбужденно думал Русин. Пленных, работающих «на камне», считали трижды: при проходе через ворота, после окончания рабочего дня и вновь в воротах. И если бы сегодня дежурный у ворот не спохватился, а десять узников убежали из карьера, то их исчезновение не было бы замечено до следующего дня.

Чем не лазейка!? Гисс «ошибется» в подсчете рядов, те, кто рискнет на побег с Русиным, после сигнала об> окончании работ спрячутся, переждут взрывы и…

Было решено бежать впятером. Нечаев, Вальц, Иберидзе и Старко, ни минуты не колеблясь, поддержали план Русина. Поговорить с Гиссом Русину удалось только через несколько дней.

— Вас интересует, когда я дежурю у ворот? — удивился Гисс. — Извольте: четвертого и шестого ноября…

Русин взволнованно зашептал:

— Я нашел способ. — Мы… Нас пять. Как раз один ряд… При подсчете в воротах ошибитесь на один ряд—-и… Гисс, вы обещали помочь. Вы обещали карту и пистолет… Помните?

Гисс задумался.

Русин вплотную подошел к столу.

— Гисс, вы обещали! Гисс!

— Хорошо, двадцать седьмого вы получите карту № пистолет, а четвертого… На сколько рядов я должен ошибиться? На один? Может быть, на два ряда?

— Пока на один.

— Хорошо. От ошибки никто не застрахован…

ОПЕРАЦИЯ «ШТИЛЬ»

Стемнело. Проливной дождь не переставал ни на минуту. Порывистый ветер врывался в улицы притихшего городка, срывал с деревьев листья, кружил их, сметал в кучи.

Пренебрегая приказом о светомаскировке, мощными лучами фар пугая одиноких пешеходов и пробивая дорогу сквозь промозглую ночь, промчался длинный гоночный «Ганомак».

На северной окраине в нескольких десятках метров за контрольным столбом, не сбавляя скорости, машина, свернула на узкую дорогу, убегающую в лес.

Петляя среди вековых деревьев, дорога поднималась в гору. Постепенно деревья редели, и, наконец, «Ганомак» выскочил на плоскогорье.

На мгновение кабина осветилась. За рулем сидел группенфюрер СС Блашке. До двенадцати оставалось семнадцать минут, а до цели поездки — двадцать пять, километров. Блашке чертыхнулся, включил свет и до отказа нажал акселератор.

…В одиннадцать часов, когда Блашке собрался ужинать, по телефону позвонил Брандт и сказал:

— Зепп, «он» желает видеть тебя в двенадцать в охотничьем домике. Ты должен прибыть один. Совершенно один.

Ночной вызов к «страшному Генриху» мог смутить не только «пожирателя евреев».

«Странно, очень странно, — думал Блашке, выжимая из мотора все, что тот мог дать. — Почему ночью? Почему «совсем один»? Может быть, я мчусь навстречу смерти?»

Лучи фар выхватили из темноты белое пятно — охотничий домик. Справа замелькала высокая железная ограда. Блашке выключил свет и подал сигнал. Визжа тормозами, «Ганомак» на долю секунды остановился у фигурных ворот. Они бесшумно распахнулись. Машина, пробежав по аллее, подкатила к мраморной лестнице.

Слуга в егерском костюме, держа в вытянутой руке раскрытый зонт, сбежал по ступенькам, открыл дверцу «Ганомака». Блашке неторопливо поднялся по лестнице, не останавливаясь, сбросил плащ, швырнул на кресло фуражку и прошел через вестибюль.