Владимир Козловский - Ищу свою звезду

— Значит, мне можно идти переодеваться? — спросила Наташа.

— Погодите. Одно условие, — остановил ее Цыганок. — Мои приказы выполнять безоговорочно.

— Попробую.

— Приказываю познакомиться… Экипаж… Прошу.

Боевой экипаж дальнего бомбардировщика состоял из трех человек: пилота Майко, штурмана Власова, строгого на вид голубоглазого мужчины, и стрелка-радиста Грабовского, рано облысевшего плотного парня в плохо пробритым и потому будто бы грязным лицом. В одной кабине с Грабовским и предстояло лететь Наташе, больше в боевом самолете свободного места не оказалось.

— Когда мы перебазируемся, со мною в кабине летает техник, — пояснил Грабовский. — Теперь же, поскольку вы заняли его место, будете выполнять и его обязанности.

— И очень сложные?

— Нет, почему же? Хотите, познакомлю?

— Конечно.

Польщенный вниманием девушки, Грабовский подробно рассказал о том, как надо аварийно выпускать шасси, как открывать и закрывать люк, пользоваться сигнализацией. Стрелок-радист так увлекся ролью педагога, что незаметно для себя стал объяснять девушке не только обязанности механика, но и свои собственные. Он показал, как включается рация, познакомил с пулеметом.

— А выстрелить из него позволите? — загорелась Наташа.

Грабовский важно нахмурил куцые рыжеватые брови.

— Что же, это, пожалуй, можно. Вот когда станем взлетать, можете опробовать пулемет.

До призыва в армию Грабовский работал учителем, и это было заметно по его внушительному тону, привычке говорить растянуто, повторяя главное. И хотя он употребил в своей лекции все прошлое профессиональное искусство, из курса воздушной стрельбы Наташа почти ничего не усвоила, разве так, очень и очень немногое, раздел о стрельбе прямою наводкою. Он мало чем отличался от обычной стрельбы в тире.

Летчики томились около своих машин, ожидая приказа о вылете. Каждый из них ждал, что вот-вот послышится сухой треск выстрела и над аэродромом яркой дугою прочертит небо ракета. Но вместо нее от стоянки к стоянке полетела команда.

— Отбой! Вылет отставлен!

Рошат сбросил с себя комбинезон и криво улыбнулся Наташе.

— Итак, милая девушка, на сегодня навоевались. Можете идти разоблачаться. — И тихо, чтобы не услышала Наташа, сказал штурману: — У нашего начальства пока чирей на мягком месте не сядет, не зачухаются.

Вылет состоялся на второй день — самый памятный день в жизни Наташи Светлановой.

…Необыкновенно чистым и высоким казалось в это утро небо. Прозрачная синева сквозила на землю, на гладкое, как стекло, поле аэродрома, на выстроенные в боевом порядке самолеты, на свежие загорелые лица летчиков.

Наташа совсем как летчик. Одетая в легкий синий комбинезон, в мягком кожаном шлеме и крагах, она стояла в кабине и сквозь прозрачный плексиглас башни смотрела, как торопливо бежали от винта по траве шелковистые волны.

Бывает так, что пассажирский самолет застает штормовая погода. К стеклу пилотской кабины сплошной белой массой лепится снег, впереди ни на метр видимости. Кромки крыльев покрываются тонкой пленкой льда, он нарастает, крошится. Отяжелевшая машина дрожит, проваливается, рывками оседает к земле. Моторы ревут во весь голос, штурвал до отказа «взят на себя», а машину тянет и тянет к земле. Внизу горы. Их не видно. Но летчики знают — еще шесть, семь минут такого полета, и можно прощаться с жизнью.

А за тонкой стенкой в соседней кабине пассажиры спокойно играют в карты, смеются, шутят, поют веселые песни. Что же они, смельчаки? Да скажи им сейчас о том, что грозит самолету, они, пожалуй, попадают в обморок.

Не понимала предстоящей опасности и Наташа.

«Боюсь или не боюсь?» — спрашивала она себя и с опаскою смотрела вверх. Но небо, такое манящее, тихое и уютное, никак не навевало недобрых мыслей.

Резкий гул моторов нарастал с каждой минутой, машина дрожала под сильными толчками винта и казалась теперь легкой и беспомощной. В наушниках послышался хриплый дребезжащий звук и вслед за ним ворвался голос Майко:

— Как у тебя, Грабовский?

Голос Цыганка, всегда такой задорный и веселый, через ларингофоны прозвучал как-то необычно грубо.

— У меня все в порядке, товарищ командир.

— Как самочувствие девушки?

— Наташа вмешалась в разговор.

— Лучше, чем у самого командира.

— С такой соседкой я как в раю.

— Судя по вашему голосу, этого не заметно.

В наушниках послышался дружный смех. Очевидно, вместе с Майко смеялся и штурман.

— Ах, голос! Голос искажает радио. Виноват радист — плохо настроил…

— Да, да, это, конечно, возможно, — спохватился Грабовский и с необыкновенной поспешностью стал крутить ручки управления внутреннего переговорного устройства.

— Приготовьтесь, идем на взлет! — крикнул Майко.

Самолет качнулся и плавно покатился по аэродрому.

Наташа видела, как он дорулил до старта, где буквой «Т» были выложены большие белые полотна, затем резко повернулся и остановился весь в нервном ознобе. Стоящий впереди человек взмахнул флажком, рукой показал вперед. Наташе вспомнился университетский стадион, напряженно застывшие на старте бегуны и точь-в-точь такой же взмах руки стартера.

Самолет стремительно рванулся с места и с бешеной быстротой понесся по бетонированным плитам площадки. Зеленое поле аэродрома, длинная цепочка самолетов, темный силуэт порта, люди — все замелькало в глазах, сливаясь в сплошную серо-зеленую массу. Рука пилота бросила машину ввысь, и все, что только сейчас было перед глазами, легким облаком уплыло и растворилось в пространстве.

Еще через минуту взлетел последний самолет и замкнул выстроившуюся в клин эскадрилью. Эскадрилья, набирая высоту, легла на курс. Она шла тесным замкнутым треугольником: чем слитнее строй, тем безопасней в бою.

Наташа смотрела вокруг. Совсем рядом, в башне соседнего самолета, стоял высокий, с добродушным лицом парень. Он щурился на солнце и часто глядел на Наташу. Кто знает, откуда и как попал в самолет этот летчик, что он думал сейчас о ней, о Наташе, но для нее он уже близок и дорог, как и другие такие же парни в турелях, ее боевые друзья.

Что у них творится в душе, Наташа не знала, но с виду они, казалось, вовсе не унывали, эти славные ребята в синих комбинезонах. Лица их спокойны, если даже не веселы, И чего это Геннадий Степанович советовал ей прихватить валерьянку? Шутник.

Но вот добродушный сосед вдруг беспокойно закрутился в турели и ожесточенно задергал вверх и вниз стволом пулемета. Это сигнал тревоги. По лицу Грабовского разлилась бледность, он испуганно огляделся вокруг. На соседних самолетах засуетились стрелки. Наташе показалось, что в их лицах мелькнула растерянность. «Б-р-р. Страшно. Что-то случилось?»