Александр Соколов - Пацифист. Берта

Дескать, негоже тебе, младший лейтенант Усов, тратить лишнее, столь драгоценное время на переход этот бегемотский. И следует сегодня же ускорить передвижение в пункт назначения. Иначе прибудешь ты, вояка покуда необстрелянный, в Берлин аж к шапошному разбору, и так и не придется тебе, что называется, расчехлить оружие. Это - во-первых.

Во-вторых, с этой немецкой девушкой.

Пора бы, командир, разобраться по существу, кто она такая, как относится к фашистскому рейху, почему хоть и коряво, но знает русский язык?

А то получается, в-третьих, младший лейтенант Усов, что ты очень даже можешь нанести непоправимый урон своей офицерской чести, Как говаривал начальник твоего училища полковник Лисицын, «урон званию, которое единственно присваивает совесть, - сына Отечества».

Тут Эльза и появилась.

Аж впорхнула в беседку и за руку меня: «Герр ляйтенант!.. Товарыш ляйтенант!.. Уше тавно вашего штут.

А я еше себя воспитываю.

И тут же к ней по-славянски - быка за рога: «Откуда по-нашему шпрехаешь?»

Она смеется.

Я дальше: «Гитлер капут?»

Она головой кивает, а за руку все тянет.

Пока шли по парку, только и успела сказать: «Я ру-сиш учила, штоб ехать ф Союс к фам, я потому што… Немцы не есть фее фашисты… Пудет на… как это?., конец нофая Германья… Эрнст Тельман - понимаш?.. Хочу тоше… Коммунисты - фера… Фера - ферштейн?.. Ф… В… Ве-ра…»

Если б вы знали, друзья мои, какая это была радость - услышать подобное! Мы все тогда знали, что многие немецкие антифашисты ведут борьбу с нами вместе. Но лучше один раз увидеть, услышать…

И кого увидеть? И от кого услышать?

Милая Эльза… Красивая немецкая девушка…

Если б вы знали, как она смотрела на меня, когда все это говорила!

Не успел, однако ж, я ей ответить - вышли мы к замку. А уж нас ждут: бегемотиха тумбами своими перебирает, Вилли наизготовке - впереди шаркает на месте, ребята мнутся - не перемнутся, а главное - провожающие! Тут и наши солдатики из комендатуры с капитаном, и обитатели флигелей…

Так что вышли мы, как парад открыли. Ей-ей! Провожающие шли за нами километр-другой. Потом застыли все разом, как по команде, руками замахали. Долго так стояли, пока мы не скрылись за лесом. Кто знал, что для кой-кого из нас это были последние приветы…

Ну, тут, пожалуй, прервусь я.

Поздно уж.

Вон, слышите? Андреевна по коридору шастает, разговоры ночные пресекает.

Пора и нам на боковую.

Спокойной ночи.

Всем.

Как говорит мой сосед по лестнице: «Юпитер, ты страдаешь, следовательно, ты не бог,,,»

Сегодня ночью все лежал я, не спалось. Голова от всяческих исторических раздумий трещала.

Вот ведь штука какая: только кажется, что там, в далекой нашей юности, начинается каждый из нас.

Нет.

В жизни каждый из нас начинается много раз. Начинается, чтобы кончиться и начаться снова…

Вот вспомните себя в юные эти годы. Мысли ваши и мечтания. Облик внешний. Да хоть разговор сам.

Нет, с годами все больше кажется, что тот, сопливый, будто и не ты вовсе…

Опять же, сосед по лестнице - ну, который Юпитером на все случаи прикрывается! - рассказывал, что один писатель три раза за жизнь свою некороткую писал какой-то там рассказец. И бросал его, написанный, всякий раз в раздражении. И что же? Когда сравнили - ахнули: будто три разных человека черкнули на одну и ту же предтечу!

Так и у меня. Как вспоминаю себя в том облике младшего лейтенанта - верите? - ну, словно какой-то все же знакомый, но все же незнакомец… Я и говорил-то тогда по-иному. Слова какие-то гладкие знал. Складывал фразы умелые. Помнится, впитывал, впитывал, впитывал… И все исключительно хорошее. Стихи заучивал!

А какие тогда стихи писали!

Видите? Самому чудно: даже нигде не запнулся!

А нынче?

Во-первых, к нам не подступайся - мы про все знаем, обо всем судим, слова употребляем, какие кому заблагорассудится.

Это я про себя тоже. Вроде башка седая. Кое-что видел. Сквозь преграды порой нешуточные прошел, а иные и вовсе проскочил в изумлении - никакими стихами не опишешь… И все-таки с грустью думаю: и ни-чего-то во мне не осталось от того офицерика из сорок пятого, хоть тому, кроме как о бегемотской этой операции, и похвастать было нечем.

Да и то - чем хвастать-то прикажете?

Нынче в моде рассказы иные: как на амбразуру лег, заглушил пальбу грудной клеткой, и - айда опять в атаку!

А тогда и вовсе этот зоопарк воспринимался даже как издевка какая над героикой военной…

Мне вон внучка моя, Эльза, и говорит как-то: «Дедушка, ты обязательно должен прийти к нам в школу на «Вечер Памяти» - рассказать, как воевал за наше счастливое, мирное детство».

Я и пошел.

Так верите? Когда ихний класс узнал, что я был в сорок пятом под самым Берлином, но Берлин, как таковой, не брал и к водружению знамени Победы тем более отношения не имею, такой общий вздох разочарования вырвался, что мне аж неудобно стало! Словно подвел кого-то я очень сильно…

А учительница внучкина уж после встречи этой, наедине, так прямо и сказала: «Надо было рассказать что-нибудь героическое! Это же дети! Для них сила положительного примера значит многое. И здесь в интересах воспитания подрастающего поколения можно пойти «а разумное преувеличение, даже на определенный вымысел. А так, что получилось? Были на войне - и не воевали! Не педагогично!»

Видите, какой поворот? «Разумное преувеличение» или даже «определенный вымысел»!

А какой такой инструмент, пусть и самый наиэлектронный, может дозу разумности этого самого преувеличения определить? Уж не говоря о всем прочем…

Да и что такое в конечном-то счете «разумное преувеличение» как не вранье? И примеров тому тьма-тьмущая.

Хотя бы по той же войне?

Я когда еще на станкостроительном работал, был там директором Костров. Ну, на такой махине директор - что твой министр…

Однако он это сознавал прежде всех: всегда такой надменный, сморщенный от неудовольствия, а глаза стеклянные, не вздрагивающие, аж в бровях мохнатых утонули.

А главное, пробиться к нему по нужде какой неотложной - просто-таки не было возможности у рядового работника: всех к замам спихивал…

Ну, и аккурат к тридцатилетию Победы появляется в газетке нашей заводской рассказик о его героическом прошлом. Он в войну и в самом деле майором был, командовал десантниками.

Рассказик этот, как бы со слов самого Кострова записанный, тиснул в газетку Прошка Жидков. Был у нас один такой мелкий трепач в многотиражке.