Мартын Мержанов - Так это было

Еще утром после мощного артиллерийского налета некоторые огневые точки в «доме Гиммлера» утихли, стены двухметровой толщины были повреждены, но дом оставался целым, и отборные фашистские батальоны продолжали отстреливаться всеми видами оружия. Все же лейтенанту Кошкарбаеву со своим взводом удалось ворваться в ближайшую разбитую дверь.

Попытка найти генерала С. Переверткина или В. Шатилова не удалась. Комкор, как мне сказали офицеры штаба, «уехал в дивизию», а в какую, вроде бы они не знали, а генерал В. Шатилов на танке под орудийным огнем умчался к Лертерскому вокзалу, где для него в полукилометре оборудовали новый НП.

На танке! Это характерная черта боев тех дней, когда по освобожденным улицам города нельзя было ни пройти, ни проехать на легковой машине.

Позже генерал Шатилов рассказывал:

— Несколько минут потребовалось для того, чтобы проскочить опасную зону между моим КП и новым наблюдательным пунктом на Лертерском вокзале, но, откровенно говоря, мне показалось, что мы ехали очень долго. Уж больно много кругом рвалось всякой всячины. Вначале НП был расположен на четвертом этаже здания у Лертерского вокзала. Незадолго до моего прихода обвалился потолок и кисло пахло порохом. Я подошел к провалу окна. Внизу извивалась Шпрее. За ней, как в тумане, виделись какие-то дома.

Все в дыму… Прямо напротив нас — дом с куполом и колоннами. Рейхстаг? Как будто он. Взглянул на карту, прикинул расстояние от моста, от посольства, от бурой громады. Да, это рейхстаг… До сих пор мне не приходилось видеть фотографий или картин с изображением германского парламента… Если бы знать, что моей дивизии будет суждено его штурмовать, я бы нашел и снимки и литературу. А что я знал? Знал, что за год до прихода Гитлера к власти Клара Цеткин выступала с трибуны рейхстага и призывала бороться с фашизмом, и все. И вот теперь передо мною это колонное здание — последний военный объект, последняя крепость, которую поручено штурмовать моей дивизии… Ни один человек не в состоянии описать пережитого мною радостного волнения. Я сам не могу о нем рассказать… Я очнулся от забытья после того, как где-то рядом хлопнул снаряд, а затем другой… Пришлось спуститься вниз. Противник заметил нас…

В штабе корпуса мне сказали, что весь день, с момента, когда взвод Кошкарбаева ворвался в здание, бои шли за «дом Гиммлера». Теперь вновь — в который раз! — изменился их характер: маневр отряда, роты, взвода проходил не между улицами и переулками, как это было еще вчера в районе Моабита, а только внутри одного большого дома, где для молниеносных операций были лишь не очень короткие (как я потом увидел) коридоры, залы, кабинеты, лестницы, чердаки, подвалы…

За это здание сражались два полка: 756-й полк Зинченко из 150-й дивизии и 380-й полк Шаталина из 171-й дивизии, но успех сменялся неудачей, схватка все время усиливалась, этажи и комнаты переходили из рук в руки. Гитлеровцы пытались уйти от возмездия, но их настигал огонь пулеметов и автоматов.

К вечеру батальоны С. Неустроева и М. Давыдова отбили большую часть здания. Подразделения батальона К. Самсонова заняли северо-восточную часть и захватили несколько комнат первого этажа. Но бои еще продолжались. Замполит батальона Алексей Берест нашел кабинет Гиммлера — пустое разбитое помещение, в котором, однако, находился приоткрытый несгораемый шкаф, а в нем множество часов, видимо, предназначенных для наград эсэсовцам. Берест не то в шутку, не то всерьез крикнул проходившему солдату:

— Заходите — буду раздавать часы!

Вскоре в кабинете Гиммлера собралось несколько десятков солдат. Берест вынимал белые коробки, в которых лежали наручные часы с черным циферблатом и фосфорическими стрелками, и раздавал солдатам. Они подолгу рассматривали их и клали в широкие карманы брюк, где у многих находились гранаты. А Берест вошел в роль и, выдавая подарки, присказывал: «Заводите, пусть идут по нашему, московскому времени».

— А как? — спросил солдат.

— Они живут на два часа позже… Понял?

Здание сотрясалось от ударов орудий. Приближался вечер. В комнатах, без того темных, сгущались тени, отчетливо были видны огоньки цигарок.

На первом этаже готовились к бою саперы. В комнатах дымно, дышать трудно. Несмотря на грохот орудий и стрельбу на верхних этажах, боец Н. Заруба, надев противогаз, спит, пристроившись на ящиках.

— Железные нервы, — говорит кто-то, — спит под «артиллерийскую колыбельную»…

Вокруг капитана А. Лебедева собралась группа солдат. Они рассматривали немецкую карту Кенигсплатца, захваченную у пленного офицера на том берегу Шпрее. Но никто не знает немецкого языка и не может прочесть наименование улиц, парков, зданий.

Ефрейтор Рыченков вдруг воскликнул:

— Товарищ капитан, у нас же в подвале какой-то штатский господин сидит…

— Давай его сюда!

Через несколько минут к капитану подвели высокого пожилого сутулого немца в сером клетчатом пиджаке, белой рубашке с черной «бабочкой». Его вид вызывает сдержанный смех. Пугливо озираясь, немец подходит к Лебедеву и разглядывает карту. Все смолкли.

— Этот квадрат, обозначенный под № 104, есть министерство внутренних дел, — говорит немец и пальцем тычет в пол и стены.

— Ребята! Мы в «доме Гиммлера»… Это точно, — крикнул кто-то.

— А это, — продолжал немец, — под № 105 есть рейхстаг, он его назвал «Рихтиг»…

Все бросились к окну, но сквозь серую пелену дыма едва-едва рисовались контуры германского парламента.

Немец оказался офицером. Он спрятался в одной из комнат министерства и успел переодеться в штатское платье. Но форму спрятать не успел.

В эти часы 525-й полк дивизии А. Негоды действовал на южной набережной Шпрее, врывался в дома, находящиеся между швейцарским посольством и рейхстагом.

К вечеру его взводы вышли на Альтзенштрассе. В этот момент они были ближе всех к рейхстагу.

Одновременно шли бои западнее моста Мольтке, где гитлеровцы пытались прорваться через другой мост, и восточнее, в районе швейцарского посольства.

Шатилов видел, что взятие здания затягивается, выходит за рамки его планов. Но полк Плеходанова он берег для штурма рейхстага. Не решался ввести его в бой даже после очень тревожных донесений. Наконец швейцарское посольство целиком было занято полками 171-й дивизии А. Негоды, и главной их заботой стало отражение вражеских контратак. И вот момент настал: комдив решился, и батальоны плеходановского полка перешли мост Мольтке и под сильным огнем из Тиргартена ворвались в «дом Гиммлера». По существу, именно эта акция окончательно решила судьбу красно-бурой громадины.

Допоздна я сидел на командном пункте корпуса на Перлегербергштрассе в ожидании генерала С. Переверткина. Чтобы скоротать время, сели с Мирошниченко за шахматную доску. Игра не клеилась, к тому же мы больше прислушивались к снарядам, которые рвались где-то неподалеку, чем наблюдали за поведением своих королей и слонов. Гриша долго раздумывал над доской, и я ему нетерпеливо напоминал: «Твой ход». В это время где-то рядом трахнул снаряд, доска подпрыгнула, короли и пешки полетели на пол. Гриша сказал: