Мартын Мержанов - Так это было

— Что это вы, Семен Никифорович, опять сидите над картой?

Он улыбнулся.

— Анализирую… Откровенно говоря, мы еще толком не разобрались, какое мы совершили «воинское чудо». Историки будут копаться в этих вот картах, но и мы, пока живы, должны дать объяснение по каждому штришку, нанесенному в горячие минуты боя. Вроде бы карта как карта, а ведь для меня это «говорящий инструмент», и я, глядя на нее, вспоминаю все до мельчайших подробностей и, главное, вижу свои ошибки.

Допоздна мы беседовали с Переверткиным, а затем я решил разыскать Ивана Исаевича Клименко, которого не видел уже неделю после того, как мы расстались в Плетцензейской тюрьме.

— А он здесь, неподалеку, в небольшом особнячке.

Клименко, несмотря на поздний час, рылся в бумагах. Вид у него был усталый. Его «война» еще не кончилась — он разыскивал военных преступников.

Я сказал ему:

— Но теперь же все ясно. Гитлера не найдешь, его сожгли. Борман бежал, а Геббельса уже нашли…

— Нет, еще не все… Если сейчас не будем искать, потом будет поздно.

Бежали многие. Кроме Бормана, Наумана, Аксмана бежали Гиммлер на север, а Кальтенбруннер — на юг. Эти немного раньше. Они знали обстановку лучше других.

Обо всех делах, происходивших в Берлине и в бункере, Кальтенбруннер, начальник Главного управления безопасности и гестапо, был хорошо осведомлен. Он непрерывно менял свои конспиративные квартиры, но чаще всего бывал в австрийском Инсбруке, откуда шпионил за Вольфом в Швейцарии и за Шелленбергом, устремившим свои взоры на Швецию, за своим ближайшим помощником Мюллером, поведение которого в последние дни казалось ему подозрительным. Но больше всего его смущало исчезновение шефа Генриха Гиммлера.

После того как группа армий «Висла» под командованием Гиммлера потерпела сокрушительное поражение от советских войск в Померании и Гитлер резко изменил отношение к своему любимцу — «железному Генриху», Кальтенбруннер насторожился.

Главный палач рейха стал бояться всех, даже своих близких и, как ему казалось, преданных сотрудников. Но он продолжал верить «человеку со шрамом» — Отто Скорцени, который по поручению Гитлера удачно провел ряд смелых, дерзких международных акций и диверсий, в том числе похищение и спасение Муссолини в горах Италии.

Эрнст Кальтенбруннер давно уже не мог спать без морфия. Нервное напряжение дошло до предела. Направив отряд стрелков «Эдельвейс» в альпийские горы, он решил вместе со Скорцени бежать туда же, чтобы затем добраться до «Альпийской крепости», на строительство которой он потратил много сил.

Уже после того как капитулировал берлинский гарнизон, о чем им в горах стало известно 3 мая, Кальтенбруннер и Скорцени пытались вывезти секретные документы, миллионы долларов и создать тайные склады оружия. Они также хотели сохранить своих агентов и наладить с ними постоянные контакты. Их надежды трещали по швам: в горах появилась американская разведка.

Кальтенбруннер, Скорцени и несколько стрелков из отряда «Эдельвейс» находились в горном селении Альтаусзее. Они работали над планом движения к «Альпийской крепости», когда неожиданно по радио получили от своего агента-эсэсовца Хунке сигнал «скрываться поодиночке».

Пришлось расстаться.

Теперь Кальтенбруннер имел новые документы на имя цивильного немца Артура Шандлера, а Скорцени стал лейтенантом Золяром.

Кальтенбруннер решил идти в горы, там передохнуть, а затем двинуться к крепости. На карте, которую шеф гестапо брал с собой, Скорцени крестиком обозначил домик лесника, где можно было остановиться.

После долгого отбора Скорцени представил своему шефу двух проводников из отряда «Эдельвейс».

— Надежные? — спросил шеф.

— Это мои личные проводники, — ответил Скорцени, — они знают каждую тропку.

Кальтенбруннер оделся в костюм альпийского пастуха и, прощаясь, сказал:

— Я ухожу один с проводниками. Даже при твоем приближении вынужден буду стрелять…

И ушел.

Несмотря на май, пробудившуюся вдоль озерных берегов зелень, в горах падал снег. Кальтенбруннер шел в неизвестность. Перед ним маячили белые альпийские склоны, а на тропинке под ногами хрустел снег. Один из проводников шел впереди, второй сзади. Сначала этот второй отставал на два-три шага, а затем расстояние увеличилось до 10—15 метров. Кальтенбруннер это заметил и просил проводника не отставать. Идти по заснеженной тропке в горы было все труднее и труднее. Однажды шеф увидел, как отставший проводник остановился у забора хижины и о чем-то говорил со стариком.

— Эй, что там? — крикнул Кальтенбруннер.

— Хочу напиться…

И пошли дальше.

Снега становилось все больше. Встречный ветер усиливался, силы путников сдавали.

К вечеру, когда начало темнеть, нашли, наконец, отмеченный на карте домик лесника. Кальтенбруннер — Шандлер, смертельно усталый, повалился на диван и, не раздеваясь, мгновенно уснул.

Проводник, который все время отставал, тотчас же побежал по тропинке вниз, а спустя два часа домик оцепили американские разведчики. «Пастух» все понял и не отрицал, что он — Эрнст Кальтенбруннер.

Так Скорцени предал своего шефа.

Спустя несколько дней он сам был окружен и схвачен американскими солдатами и водворен в Дормштадтскую тюрьму, откуда, однако, при странных обстоятельствах бежал и по сей день находится на свободе.

…В первом часу ночи в кабинет Клименко вошел капитан Дерябин. Он сказал:

— Задержан важный немец. Может дать интересные показания о Гитлере. Со мной говорить не захотел, просит «старшего офицера».

— Давай его, — сказал Клименко и убрал со стола все бумаги.

Через минуту в комнату вошел высокий, широкоплечий молодой человек, одетый в узкий пиджак, в длинные военные брюки, большие сапоги. Он был небрит. Глаза его никак не выдавали волнения.

Подполковник Клименко начал допрос, который я тогда записал довольно подробно. Вот он.

— Я Гарри Мюнгерхаузен. Мне тридцать лет. Полицейский, окончил две специальные школы. Служил в частях СС.

— Где вы служили в последнее время?

— С десятого по тридцатое апреля я проходил службу в должности командира отделения в имперской канцелярии.

— Что вы знаете о смерти Гитлера? — спросил Клименко.

— Примерно от трех до четырех часов я патрулировал в имперской канцелярии. Ходил по коридору от рабочей комнаты канцлера до «голубой столовой». Выходная дверь и окно столовой были серьезно повреждены от бомбежек и артиллерийского огня. Я подошел к первому окну и начал наблюдать за садом. Вдруг я увидел, как Гюнше и Ланге вынесли труп фюрера. За ними кто-то нес труп женщины. Она была в черном платье.

Немец замолчал. Затем он, услышав шаги за стеной, испуганно оглянулся.