Мартын Мержанов - Так это было

Нам хорошо видно, что Кейтель даже в эту позорную для него минуту старается быть театрально эффектным. Он долго читает акт безоговорочной капитуляции, каждое слово которого он давно и хорошо изучил.

На его жезле выгравировано: «Вильгельм Кейтель, генерал-фельдмаршал».

17-я минута .

Кейтель медленно подписывает пять экземпляров, каждый раз картинно отстраняясь на спинку кресла и ожидая, пока секретарь подставит новый экземпляр.

Подписаны все пять, начинающиеся словами: «Мы, нижеподписавшиеся, действуя от имени германского верховного командования, соглашаемся на безоговорочную капитуляцию всех наших вооруженных сил на суше, на море и в воздухе…»

Фельдмаршал встает, обводит взглядом зал, словно желая увидеть, какое впечатление произвела эта последняя в его жизни «операция». Ему нечего сказать, он ничего не ждет. Битый гитлеровец понимает, что это не Компьен. Компьена не будет. И Версаля не будет. Фельдмаршал вынимает монокль и возвращается к своему месту за стол немецкой делегации. Слышно, как он четко отбивает шаг. Все с ненавистью глядят на него. В этом зале сейчас нет равнодушных людей, нет равнодушных и во всем человечестве, и тем более в нашей стране.

Здесь, в зале, незримо присутствуют все наши воины — от солдата до маршала, все герои, сложившие свои головы на родной земле и на Висле, Одере, Шпрее. Они вместе с живыми продиктовали свою волю побежденному.

22-я минута .

К столику медленно, шаркая штиблетами, подходит генерал-адмирал Фридебург. Он подавлен. Рука дрожит. В отличие от Кейтеля, никакой позы. Старается быстрее подписать документы, не поднимая головы. Адъютанты помогают ему встать со стула и провожают его.

27-я минута .

К столику идет краснощекий, толстый Штумпф. Лицо его пышет злобой. Он тоже старается ни на кого не смотреть. Но когда подписал последний документ, встал и поклонился в сторону победителей. Это было неожиданно и смешно.

Все это происходило при полном молчании. Слов уже не нужно.

30-я минута .

Документы приносят на стол, за которым сидят представители Верховного Главнокомандования Советских Вооруженных Сил и Верховного командования союзных войск. Маршал Жуков, надев очки в золотой оправе, подписывает экземпляры акта. Затем это же делает главный маршал авиации А. Теддер. Далее свои подписи ставят генералы Спаатс и Делатр де Тассиньи.

43-я минута .

Капитулянты внимательно следят за всем происходящим. Переговариваются. Жуков сообщает:

— Немецкая делегация может быть свободна.

44-я минута .

Фельдмаршал и генералы шумно поднимаются со стульев, кланяются и молча уходят вместе со своими офицерами.

В зале сразу стало оживленно. Жуков пожимает руки Теддеру, Спаатсу и другим генералам.

— Дорогие друзья, — сказал он, обращаясь ко всем находящимся в зале, — нам с вами выпала великая честь. В заключительном сражении нам было оказано доверие народа, партии, правительства вести доблестные советские войска на штурм Берлина. Это доверие советские войска, в том числе и вы, возглавлявшие войска в сражениях за Берлин, с честью оправдали. Жаль, что многих нет среди нас. Как бы они порадовались долгожданной победе, за которую, не дрогнув, отдали свою жизнь!..

В 0.50 минут заседание закрылось. В холле столпились генералы.

— Ну, что теперь будем делать? — спрашивает кто-то, улыбаясь и утирая слезу.

— Не знаю, кто как, а я буду рыбу удить.

Дружный смех раздается под сводами.

Для нас началась горячка. Иван Золин из холла по ВЧ моментально соединяется с редакцией «Правды», сообщает новость о капитуляции и просит оставить четыреста строк, которые будут переданы через час.

— Что? Что? Почему?.. Что, завтра?..

Золин кладет трубку и печально сообщает:

— Материал нужно передавать завтра утром, он пойдет в номер на 10 мая вместе с важными правительственными документами.

Мы ничего не можем понять. Как же так, кончилась война, а мы еще сутки будем молчать?..

Но все так устали, что в душе, наверное, обрадовались такому ходу событий. Многие уехали в Штраусберг, остальные пошли на прием и банкет.

Б. Горбатов, Я. Макаренко, Л. Коробов, П. Трояновский, Л. Высокоостровский и я остались в холле, надеясь, что нас еще вызовут из Москвы. Но нас не вызывали. Золин снова позвонил в редакцию.

На сей раз к телефону подошел главный редактор Петр Николаевич Поспелов. Золин подробно рассказывает ему обстановку и кстати упоминает, что сегодня утром все крупные газеты мира опубликуют подробный отчет агентства Рейтер, а мы…

Золин к нам оборачивается и говорит:

— Петр Николаевич просит подождать…

Ждем минуту, две, три. Наконец Золин громко говорит «есть» и кладет трубку.

— Срочно в номер четыреста строк, — говорит он нам, и мы стремглав летим в зал узла связи и садимся за корреспонденцию «Капитуляция». «Срочно» всегда писать трудно, Горбатов нервничает. Я его успокаиваю:

— Сейчас не до художественных образов, пиши репортаж.

Мы разделили свои функции: я пишу первую часть — встреча на Темпельхофском аэродроме, дорога через Берлин в Карлсхорст, ожидание, а он начинает со слов: «В зал входит Маршал Советского Союза Жуков…» Как только листок написан, он передается телеграфистке, а затем Золин передает его по ВЧ — «чтобы перестраховать» возможную задержку на телеграфе. Ведь ночь сегодня, как и первомайская, тоже «особо важная».

Только в пятом часу мы закончили репортаж. Борис еще раз просмотрел его и буркнул: «Концовки нет». Взял ручку, дописал:

«Победа! Сегодня человечество может свободно вздохнуть. Сегодня пушки не стреляют».

Так кончался наш последний военный репортаж…

Когда мы, совершенно обессилевшие, поднялись в холл, из банкетного зала вышли Симонов и Кривицкий. Они поспешили к машинам.

— Куда вы?

— Торопимся в Прагу…

Мы вошли в зал, когда Жуков медленно произносил речь, останавливаясь после каждой фразы, чтобы офицер перевел ее на английский язык, а Теддер и повеселевший Спаатс согласно кивали головами.

С удовольствием закусили остатками банкетной роскоши.

Но вот прием окончен. Жуков, Теддер, Спаатс и остальные члены делегации направляются к выходу. Здесь Жукова окружают иностранные корреспонденты и просят автограф. Маршал улыбаясь лезет за очками. Он роется в кармане, заглядывает в карман — очков нет. Все бросились искать: одни шарили в кресле — не завалились ли, другие под столом…

Наконец пришла догадка: жуковские очки исчезли как драгоценный сувенир. В эти минуты исчезало всё — чернильницы, карандаши, ручки, которыми якобы подписывал капитуляцию Кейтель. Тем временем Жуков вынул из внутреннего кармана очки в оловянной оправе и хотел уже было поставить свою подпись на клочке бумаги, который ему протянул иностранный корреспондент с черной курчавой бородкой.