Василий Кучер - Плещут холодные волны. Роман

- Оксана.

- Да, да, Оксана. Точно, Оксана. Эта девушка делает для нас большое дело…

- Я ее голос слышал по рации, - обрадованно сказал Крайнюк.

- Узнал?

- Сразу. Только жаль, что ничего, кроме цифр, не говорила.

- Шифр. Ничего не попишешь.

Крайнюк словно не слышал полковника, взволнованно продолжал:

- В конце, правда, сказала: «Перехожу на прием. Перехожу на прием». И все. Но я сразу ее узнал. Как было не узнать? Чайка. Это Павло Заброда так ее называл - Чайка. Вот и перешло оно с нею в подполье. На вечную память о Павле…

- Так и в книге будет?

- Наверное. Точно не скажу, потому что это во второй части.

- А фамилии там не переменишь на настоящие? - шутя спросил Горпищенко. - Так и в Москву повезешь?

- Так и повезу.

- А кто с тобой поедет?

- Как кто? Один.

- Э, нет, браток, - похлопывая писателя по плечу, сказал полковник. - Не выйдет! Не отпущу я тебя одного…

- Ого! - засмеялся Крайнюк.

- Вот тебе и «ого»! - решительно встал Горпищенко. - Не протокол же везти, а книгу. Первую книгу о нас, а дорога дальняя. Все может случиться.

- Так что же вы предлагаете? Автоматчиков? - снова засмеялся Крайнюк.

- Возьмешь моего адъютанта. С ним будешь как у бога за пазухой. Согласен?

- Спасибо.

- А уж заодно и он в Москве побывает, посмотрит. Словом, вдвоем посмотрите. Хорошо?

- Хорошо. Посмотрим, - согласился Крайнюк и, проводив полковника до ворот, тепло с ним распрощался, словно перед долгой разлукой.

- И смотри, - шутя приказывал полковник. - Ты у нас в бригаде дневал и ночевал, кашу из одного котелка ел, наш врач спас тебя от смерти, а матросы давно тебя считают своим в бригаде. Не подкачай, смотри, и в книге. Держи нашу марку высоко. Если уж меняешь фамилии, то хоть красивые нам выбирай. Чтоб звонкие были да все орлиные… Слышишь, Крайнюк, что говорю?.. Держи марку!..

- Чую, батько, чую! - вполголоса закричал Крайнюк, как сын Тараса Бульбы, и прибавил: - Есть, держать марку!..

Так они и поехали вдвоем в Москву, Крайнюк и Мишко, отлично снаряженные в путь интендантом бригады. Было у них вдоволь курева, хлеба и прочей снеди: сахару, соленой рыбы и консервов, вина и спирта про запас. Чтоб было что и самим поесть и гостей угостить в Москве. Пусть знают, что приехали не какие-нибудь сорвиголовы, а настоящие черноморцы из севастопольского огня.

Москва встретила их приветливо, хотя была сурова и насторожена.

Везде, где они ни бывали, слово «Севастополь» гостеприимно раскрывало перед ними двери. В Генштабе Крайнюку показали нужные документы, захваченные у фашистского командования на юге, познакомили с некоторыми нашими оперативными планами. Даже намекнули на какие-то операции в районе Кавказа, на берегах Волги. Тогда же он познакомился, разыскав его в архиве, с личным делом военврача 3 ранга Павла Заброды. На обложке дела стоял большой черный крест. Вот и все. Павла Заброды нет в живых.

Крайнюк посетил редакцию, отдал экземпляр романа. Там пообещали напечатать его в очередном номере журнала, а потом издать отдельной книгой. Просили поскорее заканчивать последние две части.

Много усилий потратил он на розыски жены, да так и не нашел. Оставил везде свой адрес, даже в радиокомитете. Все обещали помочь в розысках.

Побывали они с Мишком в театрах, побродили по московским улицам и, накупив разных одеколонов и духов в подарок морякам, двинулись обратно к морю. Мишко так наловчился орудовать мандатом адмирала и говорить со всеми комендантами и начальниками, что пробивал теперь самые грозные преграды. Крайнюк только теперь понял, какую неоценимую услугу оказал ему полковник, послав с ним в Москву своего адъютанта. Один бы Крайнюк ни за что на свете так быстро и ловко не управился со всеми делами.

Они выехали из Москвы среди ночи, втиснувшись в эшелон, который шел на фронт. А потом пересели в другой. Затем - в третий. Так, то в теплушке, то на платформе или на тендере, добрались они до тех мест, что лежали возле северо-восточной границы Украины. Именно здесь наши войска срезали вражеский клин, который стал опасно нависать над близким тылом. Этот прорыв и заставил Крайнюка немедленно сойти с поезда и, устроившись у разбитого станционного здания, развернуть карту.

- Долго тут будем? - спросил Бойчак.

- Нет. Вот она, Сухая Калина. Смотри сюда. - Крайнюк показал маленькое пятнышко на карте. - Надо только у коменданта узнать обстановку.

Бойчак бросился в землянку возле станции и вскоре привел молоденького лейтенанта, который оказался военным комендантом.

- Сухая Калина? - удивленно спросил комендант. - Да это ведь рукой подать. Там бои уже затихли, фронт продвинулся дальше. Но, вероятно, это была частная операция. Бои местного значения. Там теперь тихо и спокойно. Люди давно вернулись в село. И жизнь наладилась. Уже доставляем туда почту… Я вас посажу на машину возле капепе и - счастливого пути. Туда фронтовые машины частенько ходят…

- Спасибо, лейтенант, - пожал ему руку Крайнюк. - И попрошу сохранить наш чемодан, пока мы не вернемся из Сухой Калины.

- Будет выполнено, - козырнул лейтенант и повел их в свою землянку, а оттуда - на придорожный КПП, где стояли регулировщики с флажками. Потом посадил на грузовик, увозящий снаряды и консервированную кровь для полевого госпиталя.

- Что это за Сухая Калина? - начал издали Мишко.

Крайнюк не откликался.

- Сбились с курса и теперь неизвестно когда на него снова ляжем. Сплошной кабордаж и крышка, - сокрушался Мишко.

- Не нуди. Тут мать нашего Заброды живет. Полковник приказал ее навестить, - глухо откликнулся Крайнюк.

- Полковник приказал? Ну, тогда другое дело. Почему же вы сразу не сказали?

- Я и сам не знал, что наши срежут этот клин.

Так они оказались в Сухой Калине, а грузовик покатил дальше на фронт.

Пехотинцы, артиллеристы, даже летчики не вызвали бы в селе такого удивления, как эти два моряка, вдруг появившиеся в Сухой Калине. Пехотинцев, артиллеристов и летчиков тут видели довольно часто, к ним привыкли, а вот моряков видели впервые за всю войну. И сразу среди пожарищ и руин, на разбитых дворах засуетились и закричали оборванные ребятишки, потом заговорили женщины, настороженно выглядывая из погребов на дорогу. Море далеко, зачем они сюда прибились, эти моряки? Без автоматов и без гранат. Только пистолеты свисают в длинных черных кобурах. Что им надо тут, на пепелище, где когда-то стояло такое пышное село? Не иначе кого-нибудь ищут…

Дети с любопытством посматривают из-за руин, а подойти боятся. Женщины перешептываются за разваленными трубами дымоходов. А мужчин не видно. Ни единого.

Пораженный Крайнюк замер посреди дороги. Он видел руины Севастополя и Одессы, бывал в степных селах и хуторах, искалеченных бомбами и снарядами, но нигде не видел, чтобы так нагло было все сожжено дотла, как в этой Сухой Калине. Значит, правда, что фашисты везде, где отступают, жгут и уничтожают все живое, оставляя зону пустыни. Крайнюк читал об этом в газетах, слушал по радио, но ни разу не видел. Он внутренне содрогнулся, взглянув на обожженные тополя и сады, на обгоревшие яблони и вишни, которые протягивали свои черные ветви к небу, словно взывали к милосердию. Крайнюк вдруг представил и свое полесское село, в котором тоже были богатые сады и высокие тополя. И вербы над прудом были. И осокори в лугах. Что же от всего этого останется, когда и там начнут отступать фашисты? Что случится с его детьми? Куда они спрячутся, бедняжки? Крайнюк услыхал детский крик, поднял голову, подумав: «А эти где прятались? Видишь, как смеются. Словно горя не видали. Вот так и мои спрячутся. В погреб, а может, в лес убегут. Мать не надо учить, как внуков запрятать. Не надо. Но село?! Неужели и с ним такое же сделают, как с Сухой Калиной? Варвары! Душегубы!..»